Peripheral Vision

Краем глаза , Alexandra Dane (Перевод: Мерри)
Краем глаза
(Peripheral Vision)

АВТОР: Alexandra Dane
ПЕРЕВОДЧИК: Мерри
БЕТА: Ira66
ОРИГИНАЛ: здесь
РАЗРЕШЕНИЕ НА ПЕРЕВОД: получено.

ГЛАВНЫЕ ГЕРОИ/ПЕЙРИНГ: Гарри, Северус, упоминается СС/ЛМ
РЕЙТИНГ: PG-13
КАТЕГОРИЯ: slash
ЖАНР: romance, humour

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ: Как Северус часто любил ему напоминать, простой факт
наличия в одном замкнутом помещении двух одиноких геев, которые невольно
начали в некотором роде зависеть друг от друга, отнюдь не означает, что
они друг другу подходят или, тем паче, друг другу нравятся.

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: AU. Больше никаких, если только вы не страстный
обожатель Рона Уизли.

ПРИМЕЧАНИЕ ПЕРЕВОДЧИКА: на мой взгляд, это все-таки R, ибо анатомия там
поминается изрядно, да и лексика не детская.

Примечания к тексту вы найдете в конце страницы.

Этот перевод - победитель Конкурса Переводов 2005

ОТКАЗ: HARRY POTTER, characters, names, and all related indicia are
trademarks of Warner Bros. and J.K. Rowling © 2001. Фик принадлежит
Alexandra Dane. Мой только перевод. Кроме того, мне принадлежат перевод
сонета Эдны Миллей и первой строфы «Колыбельной» Одена
АРХИВИРОВАНИЕ: пожалуйста, предварительно свяжитесь с переводчиком.






Вот самый неприветливый привет
И самая враждебная любовь! (1)



СУББОТА
До завтрака
«Сем-м-мь ут-ра!»
«Сем-м-мь ут-ра!»
«Сем-м-мь ут-ра!»
– Спасибо, – машинально буркнул Гарри. Это был единственный способ
заткнуть чертовы часы. – Северус, ты не спишь?
– Сем-м-мь ут-ра, Поттер, – только и донеслось из другой половины
комнаты, впрочем, голос был куда глубже и не такой дребезжащий.
– Спасибо, кто-то мне об этом уже говорил, – Гарри сел в постели,
протирая глаза спросонок. Смысла в этом не было никакого: во-первых, в
спальне вечно было темно, а во-вторых, он и при свете ничего не видел. –
Интересно, как там погода?
– Не имею ни малейшего понятия. А какая разница?
– Наверное, никакой. Ты давно не спишь?
– Час или около того, – устало отозвался Северус. Гарри мог бы
поспорить, что тот не спал гораздо дольше. Бессонницу можно было считать
вторым «я» Северуса Снейпа, который обычно спал хорошо если половину
ночи. – Я читаю.
– А, ясно, – Гарри выбрался из постели, сделал два осторожных шага к
своему столу у окна, оперся о спинку стула и опустился на сиденье. Из
коридора доносились звуки шагов; персонал уже приступил к своим
ежедневным обязанностям, и скоро должны были привезти завтрак. – Как
продвигаются дела?
– Медленно, – последовал тихий ответ. Потом, с неожиданной и, как
всегда, обезоруживающей искренностью, Северус пожаловался: – Теперь все
продвигается чертовски медленно, Поттер. Я никогда не считал себя
нетерпеливым, но все это бесконечное планирование и обсуждение... весьма
утомляет.
Гарри скользнул рукой по столу, нашарил рукав Снейпа и ободряюще сжал
его ладонь.
– Ты приспособишься, – сказал он. – Ты умный человек. Ты обязательно
снова будешь преподавать, когда откроется новая школа. Химию или
что-нибудь еще в таком духе.
– Ну да, конечно, – сухо ответил тот. – Ведь, к счастью для меня, у
зрячих детей нет абсолютно никакой возможности воспользоваться слепотой
своего учителя. Они ни за что не перепутают кислоту со щелочью и,
разумеется, ничего не взорвут.
– Как я понял, нам полагаются зрячие ассистенты, – заметил Гарри и снова
сжал руку Снейпа. – Но твоя точка зрения ясна, как Божий день. В
переносном смысле.
– Я так и понял. Вряд ли ты мог иметь в виду что-нибудь другое, Поттер.
Минут двадцать спустя, когда Гарри уже успел принять душ и одеться,
дверь открылась, и они услышали скрип колес тележки с завтраком,
преодолевающей порог комнаты.
– Доброе утро, Рон, – привычно бодро поздоровался Гарри.
– А вот и не угадал, – весело ответили ему. – Рон звонил и сказал, что
заболел, так что вам придется терпеть меня какое-то время. Доброе утро,
Гарри, Северус.
– Доброе утро, мистер Вуд, – любезно сказал Снейп.
– Олли, ой, бедолага! – Гарри и не пытался скрывать свою радость. Раньше
их постоянной сиделкой был именно Оливер. – За что тебя опять сослали в
наши рудники? Или это такой новомодный вид взыскания?
– Можешь себе представить, Гарри, я сам вызвался, – рассмеялся Вуд. –
Решил глянуть, как тут у вас дела. Кофе, Северус?
– Да, спасибо. Черный...
– ... без сахара, я помню.
Судя по звукам, Оливер возился со стандартным больничным сервизом,
расставляя типовые чашки на типовых блюдцах и разливая кофе – прямо-таки
в промышленных количествах.
– А что такое с Уизли? – поинтересовался Северус, получив свою чашку.
– Якобы зубная боль, но, по-моему, он пошел на собеседование насчет
новой работы. Вы же знаете, он ненавидит это место. Особенно если
учесть, как вы с ним обращаетесь. В общем, он вернется только после
выходных.
– Ах, да, – нахмурился Северус. – Сегодня же суббота.
– Суббота, двадцать первое февраля, – подсказал Вуд. – Идет дождь, но
небо вроде немного светлеет, а в саду появились нарциссы и крокусы.
Думаю, чуть позже можно будет прогуляться.
– Надеюсь. Здесь чертовски затхлый воздух.
– Ой, Северус, надеюсь, это не камень в мой огород, – проворчал Гарри.
Вуд сунул ему в руки чашку с чаем: два куска сахара, в меру горячий и
крепкий – как раз чтобы проснуться утром.
– Упаси Господи. Хотя, соглашаясь делить с тобой жилое помещение, я не
предполагал, что мне по большей части придется давать пристанище твоей
обуви. Вероятно, именно по этой причине все остальные кандидаты напрочь
отказались с тобой соседствовать.
– Ага, а еще я храплю, – весело согласился Гарри. – Поздно дергаться, я
тут уже восемь месяцев. Конечно, если бы ты был в лучших отношениях с
Роном, он мог бы тебя предупредить. Хотя, скорее всего, он считает, что
мы друг друга стоим.
– У меня, безусловно, есть недостатки, Поттер, – парировал Снейп, – но я
совершенно точно не совершил ничего такого, что стоило бы тебя.
– А я...
– Все, джентльмены, хватит, – оборвал их Вуд. – Я не могу торчать тут
все утро, как бы я ни наслаждался утренним шоу «Снейп и Поттер». Альбус,
знаете ли, ждет свою кашу. На завтрак сегодня омлет, ветчина, грибы,
паштет и тосты. Есть что-нибудь, чего вы не хотите?
– Грибов, – поспешно сказал Северус. – Они жесткие, как ногти.
– Мне тоже самое, – сказал Гарри. – И добавь лишний тост, Олли. Я, в
конце концов, расту.
Из другого угла комнаты буркнули, что расти ему давно уже хватит. Гарри
это замечание проигнорировал.



После завтрака
– Омлет у них из порошка, а в паштете еще больше картона, чем в ветчине,
– проворчал Северус, когда Вуд ушел.
– Ну, можешь, в конце концов, обойтись тостами.
– Я бы так и сделал, да боюсь, мне это дорого обойдется. Качество еды в
этом сомнительном заведении оставляет желать лучшего.
– Разве не ты мне все время твердишь, что слепым магам не следует быть
чересчур разборчивыми?
– В прошлом магам, Поттер. В далеком прошлом. Я полагаю, ты помнишь:
разрушительная волна стихийной магии – и Темные Лорды падают замертво,
Малфои взрываются к едрене фене, а маги по всему земному шару теряют
свои способности?
– Да-да, а те, кто имел неосторожность при этом находиться еще и в
сознании, теряют еще и зрение, – договорил Поттер, давно выучивший эту
тираду наизусть. – Я имел в виду, что еда здесь дармовая и нам очень
повезло, что она у нас есть. Не то чтобы мы вкладывали в наше общество
значительные средства...
– Это кто как, Поттер. Из ниоткуда ничего не берется. А что касается
вкладов, то я полагаю, что заплатил за оказываемые мне сейчас услуги
вдесятеро.
– Каким образом? Взорвав Малфоев к едрене фене? На этом жизнь не
проживешь...
– Нет, нахальный ты мальчишка. Я просто пожертвовал то, что осталось от
фамильного состояния и имущества.
– О, – последовала долгая пауза, свидетельствовавшая, что парень
пытается переварить не только свой завтрак. – Так ты теперь без гроша?
Северус вздохнул и отодвинул грязную тарелку с остатками остывшего
омлета. Все равно они на вкус напоминали... остывший омлет.
– Не совсем, – Снейп, по обыкновению, отвечал искренне и правдиво, не
выдавая при этом ни толики нужной информации. Должно быть, он и сам это
понимал, потому что через некоторое время все-таки продолжил: – На жизнь
мне хватит, если я не соберусь, разумеется, прожить дольше ста
пятидесяти. К счастью, это вряд ли возможно – если магия не вернется,
конечно. Кроме того, мне удалось выделить небольшую сумму на стипендию
одному обнищавшему студенту.
Гарри медленно покачал головой; он настолько привык к подобным жестам,
что постоянно забывал о том, что собеседник не в состоянии их видеть.
Ему по-прежнему приходилось напоминать, что речь необходима.
– Я знаю, о чем ты думаешь, Поттер, – продолжал Снейп. – О том, что это
на меня не похоже. Ты ведь практически ничего обо мне не знал до того,
как мы оказались в одной палате, верно?
– Да, наверное, – честно признался Гарри. – Хотя о том, что ты гей, я
догадался гораздо раньше. Еще бы – с твоим-то вечным видом оскорбленной
королевы-матери.
– Думаю, наличие у тебя аналогичных склонностей способствовало делу.
– Тогда я об этом и не подозревал, – мрачно сказал Гарри. – Но стоило
мне один раз увидеть тебя наутро с шевелюрой, как у Элизабет Тейлор в
неудачный день, – и все пропало. Я влюбился окончательно и бесповоротно.
Думал, что ты лучше всех на свете. Кстати, я и сейчас так думаю, –
добавил он с беззаботной жизнерадостностью.
– Очень лестно, – отозвался Снейп кислым – мягко говоря – тоном.
Отчего-то он отказывался считать все поттеровские признания чем-то
большим, чем плоды бурного юношеского воображения, сколько бы тот их не
повторял. В любом случае, это все равно не имело никакого значения: как
он часто любил напоминать мальчишке, простой факт наличия в одном
замкнутом помещении двух одиноких геев, которые невольно начали в
некотором роде зависеть друг от друга, отнюдь не означает, что они друг
другу подходят или, тем паче, друг другу нравятся.
– Вероятно, все оскорбительные эпитеты в мой адрес следует переосмыслить
как неуклюжие подростковые комплименты? Возможно, ты не поверишь,
Поттер, но я имел несчастье становиться предметом студенческих мечтаний,
и твое поведение никоим образом под это явление не подпадало. Учти на
будущее: слюнявые детские стихи и попытки подкараулить меня в коридорах
обычно считаются более подходящими выражениями юношеского чувства, чем
обвинения в предательстве.
– Я не пишу стихов – ни слюнявых, ни каких-либо еще. Что касается
попыток подкараулить тебя в коридоре... ну, разве что для того, чтобы
подставить ножку.
– По-видимому, я должен быть тебе безмерно за это благодарен, –
отозвался Снейп сухо и, без всякого сомнения, недовольно.



– Не думаю, что Альбус или Минерва выберутся сегодня наружу, – заметил
он пару часов спустя. Зонт едва ли не лежал у него на макушке, а Поттер
прижимался к его плечу так тесно, будто был к нему приклеен.
– Уж точно не по такой погоде и не с таким артритом. Они не доковыляли
бы даже до скамейки, – пальцы Гарри привычно переплелись с его
собственными. – Ты готов?
– Да.
Один уверенный шаг – с аккуратных плит крыльца на хрустящий гравий
широкой садовой дорожки. Они долго приспосабливались к изменившимся
обстоятельствам, и в результате многократных повторений это наконец
вошло в привычку.
Сад был разбит специально для слепых пациентов и даже в разгар зимы мог
чем-нибудь привлечь отважившихся на прогулку. Хруст гравия под
медленными и осторожными шагами помогал определить, где вы находитесь; к
этим звукам то тут, то там присоединялись звон «поющего ветра», пение
эоловой арфы и журчание небольшого фонтана. Часто менявшиеся камни под
ногами, всевозможные бордюры и дорожки не давали гуляющим заблудиться.
Каждое утро, в любую погоду, они шли всегда по одному и тому же
маршруту, прижавшись друг к другу – поддерживая и оберегая, как будто
один был для другого точкой отсчета.
Об этом знали все обитатели Реабилитационного центра Хогсмид-холл.
Частенько кто-нибудь из работников Центра, когда выдавалась свободная
минутка, наблюдал за ними: двое темноволосых мужчин, шагающих бок о бок
с выражениями непоколебимой сосредоточенности на лицах. Те, кто знал их
раньше, нередко улыбались этому невероятному зрелищу.
– Так что, – начал Поттер, в очередной раз приноровившись идти в ногу со
своим компаньоном, – говоришь, студенты подкарауливали тебя в коридорах?
Кто-нибудь, кого я знаю?
– Так я тебе и расскажу, – насмешливо отозвался Снейп.
– Конечно, расскажешь. Ты просто хочешь, чтобы тебя уговаривали. Хотя я,
наверное, могу догадаться.
– Неужели?
– Конечно. Чертов Драко Малфой. Я всегда думал, что он по тебе слюни
пускает.
– Гм... Он и в самом деле предпринял такую попытку.
– Я же говорил. И что, полный комплект? Стихи и засады в коридорах?
– Стихи, – признался Северус с усталым вздохом. – Самые кошмарные вирши,
какие можно себе представить. Сравнивал мои глаза со звездами, а волосы
– с вороновым крылом.
– А нос с орлиным клювом он не сравнивал? – хихикнул Поттер.
– Кажется, этим он пренебрег, – со смешком отозвался Северус. – Но общий
тон его творений внушал серьезные опасения – и это помимо абсолютного
отсутствия какой-либо художественной ценности. Глупый мальчишка желал
подвергнуться всем мыслимым видам сексуального унижения и отчего-то
полагал, что именно я должен доставить ему это сомнительное
удовольствие. Право слово, проще было обратиться к собственному отцу.
– Надеюсь, этого ты ему не сказал?
– Я что, похож на умственно отсталого, Поттер?
– На мой взгляд, не очень, – Поттер ободрительно сжал его руку и
подождал, пока он возобновит размеренную прогулку. – А что ты сделал?
– То, что я обычно делаю в подобной ситуации. Уставился ему в переносицу
и произнес: «Как бы соблазнительно ни было ваше предложение, мистер
Малфой, к сожалению, вы на несколько лет старше, чем мои обычные
партнеры». Как правило, энтузиазм моих поклонников после этого резко
снижается.
– Еще бы! Кстати, сколько ему тогда было?
– Четырнадцать, если не ошибаюсь.
– И ты ему сказал, что он слишком взрослый?! Неудивительно, что он
перепугался.
– Судя по выражению его лица, скорее всего, он бросился бегом в
ближайший туалет, где его долго выворачивало наизнанку. По крайней мере,
я на это очень надеялся.
– Я бы на твоем месте тоже.
Воцарилось приятное молчание. Тишину нарушал только скрип гравия под
ногами да пение нескольких птиц в отдалении. И то, и другое помогало
отвлечься от куда более неприятных воспоминаний и прогнать прочь весьма
угнетающие мысли.
– Хотя кто его, Малфоя, знает, – задумчиво продолжил Поттер. – А тебе
когда-нибудь нравился кто-нибудь из студентов?
– Весьма редко, и почти все они предпочитали женщин. Вероятно, это
какая-то попытка подсознания уберечь меня от них – или их от меня, не
знаю.
– Кто именно? Не я, уж это точно.
– К несчастью, нет. Это был бы, безусловно, весьма удобный выход, но
жизнь редко одаривает нас таким образом.
– Наверное... – задумчиво сказал Поттер. – А Билл Уизли?
– Нет. Я уже достаточно в возрасте, чтобы выбирать партнеров, которые не
демонстрируют своих сексуальных предпочтений – хотя бы на людях.
– Кто тогда?
Северус пожал плечами.
– Последнее мое увлечение должно тебя, по меньшей мере, позабавить. Я
имел неосторожность подпасть под очарование Оливера Вуда – примерно в то
же время, что и ты.
– Олли? – в изумлении воскликнул Поттер. – Тебе нравится Олли?
– Нравился, – сухо поправил его Снейп. – В прошедшем времени,
безусловно. Я не знаю, заметил ли ты, Поттер, но мистеру Вуду нравятся
исключительно женщины.
–Угу.
Их снова окутала тишина пополам с дождем. Поттер вздрогнул. Северус был
совершенно уверен, что ни Альбусу, ни Минерве не следует выходить
сегодня на улицу: в такую сырость прогулка принесла бы старикам куда
больше вреда, чем пользы, особенно если учесть, как медленно они ходили
и как неважно чувствовали себя в последнее время.
– И что, ты пытался что-нибудь сделать?
– Нет. А ты?
Поттер остановился.
– Я не хочу об этом говорить, – очень тихо сказал он.
– Так не говори, – спокойная ненавязчивость, легкое пожатие плеч,
оливковая ветвь. Потом Снейп вспомнил, что поговорить они могли разве
что друг с другом. Он крепко сжал руку Поттера – почти до боли. – Дай-ка
угадаю. Ты влюбился в него до потери сознания. Ты был убежден, что это
безумие и что ничего не выйдет, но просто необходимо все-таки
попробовать. Учитывая, насколько ты бестолковый и самоотверженный
гриффиндорец, нет никаких сомнений, что ты попытался его поцеловать, и
он тебя отверг. Ну что, тепло?
– Холодно, дорогой профессор без страха и упрека. Очень холодно.
– Я рад, что ты заметил, Поттер. Так что, ты не пытался? Или он тебя не
отверг?
– Не пытался. Дело не зашло настолько далеко, да и, в любом случае, я не
уверен, что решился бы. Особенно, если учесть, что Олли тогда
присматривал тут за нами обоими. Но в результате об этом узнал Рон и
обеспечил Оливеру перевод на другую работу. Я никак не мог понять, что
стряслось, пока Гермиона не рассказала мне, что Оливер и Джинни
обручены.
– А. Значит, этот болван Уизли опасался, что ты уведешь жениха у его
сестры?
– По-видимому.
– В таком случае, он явно преувеличил твою привлекательность. Несмотря
на все твое очарование, сомневаюсь, что ты настолько хорош собой, чтобы
заставить парня сменить ориентацию, если он сам того не желает.
– Спасибо на добром слове. Но Рон, по-моему, думает, что это что-то
заразное, вроде кори. Он все еще надеется, что Билл когда-нибудь
остепенится, женится и обзаведется кучей детей.
Где-то над потеровским ухом раздался сухой смешок.
– Последний раз, когда я видел Билла, он собирался обзавестись пятеркой
парней в кожаных штанах и ведром смазки, – насмешливо заметил Снейп. –
Бедный Рональд – какое разочарование! Тебе, кстати, не кажется, что он
чересчур запаниковал? Возможно, он был влюблен в тебя и не мог себе
этого простить?
– Гермиона мне то же самое сказала, – уныло отозвался Поттер. – Она
утверждает, что если Рон когда-нибудь поймет, чего на самом деле хочет,
то будет счастлив, но сейчас он не в силах принять хоть какое-нибудь
решение, потому что боится упустить лучшую возможность. Он всю жизнь
проведет, пытаясь сделать выбор, пока не будет слишком поздно.
– Осмелюсь предположить, что именно поэтому она отказалась выходить за
него замуж.
– И из-за этого в том числе, – со вздохом согласился Поттер, пожав
плечами.
Снейп помолчал с минуту, обдумывая это открытие, прежде чем вынести
окончательный вердикт.
– Весьма разумно с ее стороны, – одобрительно сказал он, тем самым
закрывая тему до лучших времен.
Немного погодя они вернулись к себе, продрогшие и слегка промокшие,
отчаянно мечтая выпить чего-нибудь горяченького, – только для того,
чтобы обнаружить, что у них гости.
– Гарри, Северус, доброе утро. Меня Оливер впустил – надеюсь, вы не
возражаете.
– Нам нечего скрывать, – заметил Снейп: достаточно вежливо, но
откровенно прохладно. – Доброе утро, господин директор.
– Ой, ну... знаешь, Северус, в твоих устах это звучит просто нелепо.
После стольких лет... ты не мог бы попробовать называть меня Ремусом?
Последовало неловкое молчание: Северус обдумывал это предложение.
– Я полагаю, все возможно, – сказал он. – Со временем.
Однако в его тоне отчетливо слышалось предупреждение: «Особенно не
рассчитывай».
– Ты должен был согласиться на эту должность, – сказал Люпин,
дождавшись, пока оба устроятся за столом, и уселся в ногах снейповской
кровати. – Ты же знаешь, что Попечительский совет был готов на все,
только бы ты возглавил школу.
– Благодарю покорно, но, по-моему, я тогда достаточно ясно выразился. Я
не желаю провести всю оставшуюся жизнь, зарывшись по уши в бессмысленные
бумаги и выслушивая бесконечное нытье нерешительных ничтожеств.
– Я так понял, это означает «нет»? – жизнерадостно вопросил Гарри.
– Если бы я хотел занять эту должность, к чему тогда было рекомендовать
Люпина? – ровным тоном ответил Снейп.
– Логично. Мы можем чем-нибудь помочь, Ремус?
Когда Ремус заговорил, было очевидно, что он изо всех сил старается не
смеяться. Однажды он уже имел неосторожность заметить вслух, что эти
двое представляли собой лучший в городе дуэт комиков, и дальнейшие
впечатления лишь служили тому подтверждением.
– Я собирался тут навестить наших и решил, что зайду и расскажу вам
последние новости насчет Миртль-хаус. Сивилла Трелони собирается вести
уроки рисования и музыки, а Геба Спраут – домоводство, или домашнее
хозяйство, или как там это еще полагается называть.
– Жизненно необходимые навыки? – предположил Гарри, не обращая внимания
на донесшееся с противоположного конца стола презрительное фырканье.
– Жизненно необходимые? Единственный необходимый в жизни навык – это
умение выживать. Все остальное несущественно.
– Я бы согласился с тобой, Северус, – спокойно сказал Люпин, – но боюсь,
мы обязаны придерживаться установленной программы. Это, увы, не
Хогвартс. О чем, я уверен, ты сожалеешь не меньше меня.
– Учитывая, что ты наконец-то свободен от своего проклятия, Люпин, я
думаю, исчезновение магии для тебя оказалось меньшей потерей, чем для
большинства из нас. И вряд ли ты смог бы стать директором школы при
прежних порядках.
– Это правда, – скромно отозвался Люпин. – Мне до сих пор иногда
кажется, что это все какая-то ошибка, но у нас нет иного выхода, кроме
как просто сделать все, что возможно в подобных обстоятельствах.
Собственно, я хотел спросить, не работал ли кто-нибудь из вас с этими
компьютерными приборами? Я купил их шесть штук, и они так и лежат в
коробках и ждут, пока появится кто-то, кто умеет с ними обращаться. Мне
говорят, что в наше время дети знают о них больше взрослых, но я не
уверен, что хочу оказаться в ситуации, когда какой-нибудь первокурсник
спросит меня, как это включается.
– Очень разумно, – неожиданно проворчал Снейп. – Нет, я стараюсь
избегать их, насколько это возможно.
– А ты, Гарри?
– Ну, я немного возился с компьютерами, – невесело ответил тот. – Я
сделаю, что смогу, но ничего не обещаю.
– Ты не хочешь пройти обучающий курс? – почти безнадежно спросил Ремус.
– Нам бы не помешал специалист.
– А, так вот это все к чему, – бесконечно усталым и недовольным тоном
отозвался Гарри, и Снейпу не нужно было видеть скучающее выражение на
лице своего соседа, чтобы знать, что сейчас последует очередная вспышка
запоздало-подросткового раздражения.
– Совершенно не понимаю, о чем ты, – мягко возразил Люпин. – Я только
сказал, что...
– Брось, Ремус, это уже четвертый предмет, которым ты пытаешься меня
заинтересовать. Сначала математика, потом история, потом иностранные
языки... Как будто если я когда-то был змееустом, то я ни с того ни с
сего заговорю по-немецки! И даже если бы я согласился снова преподавать,
единственный предмет, который мне подходит, – это физкультура и спорт.
Причем желательно квиддич. В любой другой области мне нужно начинать с
нуля, и я буду, скорее всего, далеко отставать от собственных студентов.
Пройдут годы, прежде чем от меня будет какая-нибудь польза.
– Я готов подождать, Гарри. Я хочу, чтобы ты пришел ко мне работать.
Миртль-хаус примет тебя, когда бы ты ни пришел.
Гарри только застонал. Ремус был настойчив, но Гарри, хоть и пытался
честно обдумать его предложения, никогда не мог отнестись к ним всерьез.
Он не находил ни одной стоящей причины менять существующее положение
вещей. Он вполне неплохо себя чувствовал здесь, подкалывая Снейпа в
качестве развлечения и наслаждаясь ответными насмешками... В этих уютных
стенах он был в безопасности и не видел никакого смысла покидать их ради
весьма негостеприимного мира снаружи.
– Ну хорошо, – задумчиво сказал Ремус. – Я сдаюсь. Я понимаю. Но я хотел
бы, чтобы ты все-таки об этом подумал.
– Я правильно понимаю, – подчеркнуто мягким тоном вмешался Северус,
неохотно выступая в роли миротворца, – что ты заходил сегодня к Альбусу
и Минерве? Как они себя чувствуют?
– Неважно, – Люпин явно был благодарен за это неожиданное проявление
тактичности. – Он глух как пень, а она постоянно слышит вой баньши.
– Баньши?
– Эолова арфа. Она расположена довольно близко к их палате и при
некотором направлении ветра воет всю ночь.
– А. Так вот почему всех глухих пациентов селят в том крыле. Не проще
было бы убрать арфу?
– Для нас с тобой – безусловно, проще, – фыркнул Люпин. – Но
бюрократическое сознание не воспринимает таких вещей.
– Гм. Может быть, нам с Поттером просто следует ее испортить как-нибудь
во время утренней прогулки.
– Я готов, – в восторге отозвался Гарри. – Не то чтобы ее было трудно
найти.
– Полагаю, мы справимся, – согласился Снейп.
– Заметано. Ремус, а если не считать арфы? Как они?
– Трудно сказать. Когда я сегодня случайно упомянул тебя, оказалось, что
они уверены, будто ты грудной ребенок и живешь с родителями.
– Ты шутишь?!
– К несчастью, нет. Все, кого мы потеряли во время войны, для них
по-прежнему живы, Гарри: твои отец и мать, Хагрид, Поппи, Сириус... Если
ты захочешь о них поговорить, только зайди к Альбусу и Минерве. Странно,
что я раньше этого не понял; Северус уже несколько недель назад говорил
мне, что они не в себе.
– Ты очень расстроен...
– А ты бы на моем месте – не был? Я могу только благодарить богов, что
Гермиона умудрилась организовать продажу хогвартских земель, пока оба
еще были достаточно вменяемы. Думать боюсь, на что бы это было похоже
сейчас.
– Учитывая, что все остальные совладельцы были либо убиты, либо
буквально испарились в воздухе, тебе бы пришлось повозиться, чтобы
получить нужные подписи, – заметил Снейп с поразительной практичностью.
– Это точно. Остались бы только ты и Корнелиус Фадж, а его рассудок,
насколько я знаю, находится в весьма плачевном состоянии, – ответил
Люпин. – Ладно, я, пожалуй, лучше пойду, пока Оливер не вышвырнул меня
за дверь. Кстати, Северус, в школу привезли три ящика твоих книг. Было
бы неплохо, если бы ты как-нибудь зашел и разобрался с ними. Твой
кабинет будет готов к концу следующей недели.
– Благодарю, директор. Я всецело в вашем распоряжении.
– Отлично. Выше нос, Гарри. И подумай, пожалуйста, над моим
предложением. Мне очень не хочется справляться со всем этим без тебя.
– Я... – Гарри был слишком ошарашен, чтобы сформулировать какой-нибудь
осмысленный ответ, и спустя мгновение они уже слышали, как директор идет
по коридору, весело здороваясь с работниками Центра. Ремус Люпин теперь
больше всего напоминал небольшой смерч. Он носился повсюду, словно
взбудораженный лабрадор, и его управленческий энтузиазм был настолько не
похож на мягкую прозорливость Альбуса Дамблдора, что немногим оставшимся
преподавателям будет нетрудно принять, что Хогвартса больше нет. Новая
школа, несомненно, станет его наследницей – но никак не
продолжательницей.
– Книги, Северус?
После ухода Ремуса они какое-то время сидели молча. Они вообще теперь
много молчали: казалось, мало что осталось несказанным, и оба в таком
совершенстве овладели искусством внимать друг другу, что каждый из них
мог часами сидеть и слушать, как другой слушает его. Молчание не было
уютным, но они к нему привыкли. Как всегда, Гарри нарушил его первым; не
обладая бесконечным терпением Снейпа, он частенько возвращался к теме
предыдущего разговора, которую его компаньон давно почитал закрытой.
– Что?
– Книги. Ты согласился на работу в школе?
– Разумеется. Фактически, я согласился на две работы: Люпин попросил
меня стать его заместителем.
– Зная, что я до сих пор не знаю, что делать, ты вот просто так взял и
согласился?
– Конечно, – сводящее с ума спокойствие Снейпа было его лучшим оружием
против бурных приступов поттеровской непоследовательности.
– И меня не спросил?
Снейп тяжело вздохнул и, судя по звукам, отложил в сторону то, чем
сейчас занимался.
– Мы, кажется, не сиамские близнецы, Поттер, и не деловые партнеры. Я
намного старше и привык принимать решения самостоятельно. Мне крайне
жаль, что ты был уверен, будто я с тобой посоветуюсь, но я, безусловно,
не давал тебе никаких подобных обещаний.
– Самодовольная скотина.
– Непочтительный сопляк. Если ты не можешь придумать лучшего
развлечения, чем обмен оскорблениями, предлагаю просто сесть и ждать
обеда. Молча, – едко добавил он.
– Обойдешься. Кабинет и книги, Снейп? Что ты собираешься вести?
– Ничего, что могло бы тебя заинтересовать, Поттер. Можешь быть уверен,
я не увел у тебя из-под носа лакомый кусок.
– История? Ты будешь читать историю?
– Нет. Хотя, вынужден признать, у меня было такое искушение, однако есть
предметы, которые я знаю много лучше. И если ты все-таки хочешь вести
историю, тебе следовало сказать об этом раньше.
– Ну да, конечно. Я могу им рассказать, как король Артур победил
Вильгельма Завоевателя в Трафальгарской битве, но это предел моих
познаний.
– Весьма впечатляющих, надо заметить, – учтиво отозвался Снейп.
– Спасибо. Я просто думал, ты захочешь преподавать что-нибудь, похожее
на зелья, но, кажется, у тебя оказалось в запасе что-то другое.
– Как ни странно, оказалось. Когда я получал высшее образование,
считалось, что неплохо иметь не только магическую, но и маггловскую
степень – по крайней мере, наиболее способным студентам. Для этого наши
родители обычно обеспечивали нас хроноворотами.
– Ого. Значит, ты учился в маггловском университете? – к счастью для
своего рассудка, юноша уже привык к тому, что время от времени его
товарищ по несчастью делился с ним какими-нибудь сногсшибательными
сведениями о своей персоне. – В каком именно?
– В Оксфорде, разумеется, – судя по тону ответа, Снейп серьезно
сомневался в существовании всех остальных заведений такого рода.
– Ах, разумеется... – с тем же успехом он мог ответить «Челмсфорд».
Гарри смутно помнил, что название ассоциируется с деньгами и высшим
светом, но этим его трудно было впечатлить. – А что ты изучал?
– Если ты так уж этим интересуешься, – в негромком голосе явственно
прозвучало предупреждение, не хуже гремучей змеи, – можешь подойти сюда
и выяснить. Или ты боишься продемонстрировать свою абсолютную
неспособность обращаться с этим аппаратом? (2)
В отличие от Снейпа, Гарри так и не смог как следует освоить тактильный
алфавит, которым печатались все книги для слепых. Впрочем, он куда
меньше внимания обращал на необратимое течение времени, а посему обычно
спал по ночам, тогда как Северус проводил бессчетные часы, проводя
пальцами по строкам – страница за страницей, том за томом.
– Ты и без того в курсе моей абсолютной неспособности, – огрызнулся
Гарри. – А насчет страха... живу же я с тобой?
– Исключительно из милости и только временно, – мрачно сказал Северус. –
Если даже абсолютно некомпетентный идиот вроде Уизли смог проглотить
свою гордость и переучиться, неужели великий Гарри Поттер не в состоянии
это сделать?
– Да, Рон выучился на сиделку, – напомнил ему Гарри, – и он ненавидит
эту работу. К тому же, он не слеп.
– Только по отношению к определенному роду людей.
– Да, – согласился Гарри со вздохом, – ты прав. На самом деле, я иногда
думаю, что и теперь Рон видит куда меньше, чем ты.
– Спасибо. Сравнения с Уизли всегда необычайно лестны. Послушай, ты
собираешься удовлетворять свое любопытство насчет моей профессии, или я
выключаю прибор?
– Нет, я попробую. Протяни руку.
– Уже.
Гарри поднялся на ноги, вытянув обе руки в том направлении, откуда
слышался голос, и минуту спустя его левое запястье обхватили крепкие
пальцы. Северус встал, освободив стул, и осторожно усадил туда Гарри.
– А теперь, – велел он, – читай.
Он взял Гарри за правую руку, заставил его принять правильно положение и
опустил пальцы юноши на испещренную выдавленными точками и линиями
страницу.
Загрубевшие пальцы Гарри были недостаточно чувствительны для такой
работы, получалось у него медленно и с трудом, так что проходило много
времени, прежде чем точки складывались в буквы, а буквы – в слова.
Однако с третьей попытки он начал понимать написанное и осмелился
прочесть это вслух.
Я постоянно думаю о тех, кто были истинно велики.
Кто с дорожденья помнил путь души
Сквозь коридоры света, где часы суть солнца –
Поющие и вечные. (3)
– Это стихи!
– Поздравляю, Поттер. Тебя не обманешь.
Гарри помотал головой.
– Не понимаю, – честно признался он, – на кой черт Упивающемуся Смертью
поэзия?
– Бывшему Упивающемуся, позволь заметить. И она мне нравится.
– Там что-нибудь неприличное? Похоже на Уитмена или что-то в этом роде.
– Если ты имел в виду эротику, то нет. И это не Уитмен, так что никаких
купающихся мальчиков не предвидится, хотя мне жаль тебя разочаровывать.
– Мальчики как-то не в моем вкусе, Северус.
– Рад это слышать. Продолжим?
– А ты не хочешь узнать, что в моем вкусе?
– Это имеет какое-либо отношение к теме беседы – к поэзии, я имею в
виду?
– Не то чтобы очень.
– Тогда это подождет до другого раза. Попробуй прочесть последнюю
строфу.
– Сначала скажи, почему ты это делаешь. Почему на зельях ты всегда вел
себя как полный ублюдок, а теперь терпеливо со мной возишься? Неужели я
тебя не раздражаю, хоть иногда?
– Постоянно, – процедил Снейп сквозь зубы, почти прорычал. – Такое
ощущение, будто это моя судьба – пытаться заставить талантливых, но
бесконечно ленивых молодых людей работать, чтобы реализовать свои
способности. Ты и представить не можешь, насколько это раздражает.
Однако на уроках зельеварения у меня были сорок юных идиотов, полное
очень опасных веществ помещение и весьма ограниченное количество
времени. Теперь же в моем распоряжении ты, Стивен Спендер и вечность.
Моя месть будет по-слизерински неторопливой, непредсказуемой, неся,
несомненно, невероятное наслаждение.
– А, – весело сказал Поттер, – атакуешь арсеналом аллитераций?
– Абсолютно верно, – ответствовал Снейп. – Хочешь сказать, ты подцепил
где-то по дороге толику культуры?
– Скорее всего, меня ею заразили. Возможно даже, на уроках зельеварения.

– В самом деле? Значит, мои старания оказались не напрасны. Однако
мистер Спендер, без сомнения, будет весьма огорчен тем, что он потратил
столько труда, а его никто не читает. Последнюю строфу, будь так
любезен.
– Ты это будешь вести? – явно впечатленный Гарри попытался увильнуть. –
Поэзию?
– Скорее, английскую литературу. Когда-нибудь я непременно прочту тебе
лекцию по романам девятнадцатого века. Полагаю, я могу рассказать много
интересного о произведениях Джейн Остин.
– Не сейчас.
– Нет, не сейчас.
– Ты сказал «наши родители», – заметил Гарри, резко меняя направление
беседы с проворством, которому позавидовал бы водитель «Ночного Рыцаря».

– Что?!
– Ты сказал: «Наши родители обычно обеспечивали нас хроноворотами». Отец
Малфоя тоже получал в Оксорфде маггловскую степень?
– Да. Из него бы вышел вполне приличный инженер, если бы он приложил
хоть какие-нибудь усилия.
– Ты это имел в виду, когда говорил про талантливых, но бесконечно
ленивых молодых людей?
– Да.
– Значит, ты считаешь меня талантливым?
– Нет, Поттер, бесконечно ленивым. А теперь, можно, мы вернемся к
Спендеру? Ты собирался читать последнюю строфу.
Гарри был слишком сбит с толку, чтобы спорить, посему, сам себе
удивившись, тихо сдался.
У вечных льдов, близ солнца, в вышине,
Смотри, как чтут их имена – волнистая трава,
И ленты белых облаков,
И шепот ветра в слушающем небе.
Тех имена, кто отдал жизнь свою за жизнь,
Кто нес в своих сердцах родник огня.
Из солнца выйдя,
Они всю жизнь свою искали солнце, и найдя,
Оставили наш мир, своей его отметив честью.
– Можешь ведь, если хочешь.
– Наверное... А красиво, правда? Вот это вот: «Оставили наш мир, своей
его отметив честью».
– Да. Я рад, что тебе нравится.
– Так ты учился в Оксфорде вместе с Люциусом Малфоем? Он писал тебе
стихи?
– Нет. Хотя я помню, что пару раз получал от него чертежи весьма
непристойного содержания.
– И вы трахались, – простая констатация факта, не ошеломляющее открытие
и тем более не обвинение.
– И в школе, и в университете, – подтвердил Северус. – С большим
энтузиазмом и довольно часто. Похоже, Поттер, мозги у тебя все-таки
находятся ниже пояса. Ну хорошо, если ты так настаиваешь, предлагаю
закончить этот разговор, прежде чем явится Вуд с каким-нибудь пирогом из
опилок и салатом из промокашки. Я так полагаю, ты жаждешь услышать про
мои отношения с Люциусом Малфоем? Хотя это, заметь, совершенно не твое
дело.
– Отношения? А у вас были серьезные отношения? Вы жили вместе? Ты его
любил?
Снейп щелкнул выключателем аппарата для чтения, и звук вращающегося
вентилятора медленно стих. Отчего-то тишина в комнате стала казаться
громче, а доносившееся с улицы чириканье явно страдающей бронхитом птицы
– еще тоскливее и безнадежнее прежнего.
– Если совместное проживание является необходимым условием серьезных
отношений, – тихо начал Снейп, – то таковых у нас не было. Любил ли я
его? Трудно сказать. Я, безусловно, любил его общество. Он выглядел
весьма эффектно, и на него все оборачивались. Он входил в комнату, и все
присутствующие смолкали. Я обожал бывать с ним на публике, хотя
временами это приводило к неловким ситуациям. Поверь, когда ты его
впервые видел, он уже начал одеваться весьма скромно; было время, когда
он ходил разодетый в зеленый шелк и изумруды. С ним никто не мог
соперничать, девушки в том числе, а единственным способом обратить на
себя внимание было выбрать что-то принципиально иное: черное, и только
черное, к примеру. Покрой в одежде значит куда больше, чем цвет: запомни
это, Поттер, на случай, если когда-нибудь тебе придет в голову
нарядиться в шелк и изумруды.
– Как скажете, профессор. Думаете, мне пойдет?
– Шелк и изумруды? – минутная пауза. – Цвет тебе пойдет, – согласился
Снейп, – хотя в нынешних обстоятельствах, боюсь, я буду не в состоянии
оценить результат. Но если решишься, дай мне знать: я помогу тебе
связаться с портным, одевавшим Люциуса.



Между чаем и ужином
Как обычно в субботу вечером, Северус играл с Альбусом в домино, пока
Минерва мыла голову. Как обычно, он ушел лишь за несколько минут до
появления Гермионы: уставшая после долгой поездки, но по-прежнему
веселая, она затолкала Гарри на заднее сиденье своего маленького
хэтчбэка и повезла его в местный кабачок под названием «Висельник» –
есть картошку с карри. Учитывая особенности кухни Хогсмид-холла,
зачастую для Гарри это была единственная приличная еда за неделю.
– Ты увидишься с Роном на выходных? – поинтересовался Гарри, когда они
заняли свой любимый столик в углу, у камина.
Гермиона застонала.
– Неудачный выбор темы разговора, – мрачно заметила она.
– Ты с ним все еще не разговариваешь?
– Жду, пока он вырастет, наконец. Я так понимаю, ты не в курсе последних
новостей? Он пытается запретить Биллу привести на свадьбу своего парня.
– У Билла есть парень? – изумился Гарри и заулыбался.
– Не знаю, чему ты удивляешься. Не то чтобы он скрывал свои
предпочтения, в конце концов.
– Да нет, я просто удивлен, что он остановился на ком-то одном, –
Северусово едкое замечание насчет ведра смазки весьма точно описывало
действительность. – Хотя все равно, почему бы ему не привести на свадьбу
своего «парня месяца». Не вижу, каким образом это касается Рона.
– А это его когда-нибудь останавливало?
– Тоже верно.
– Я очень люблю Рона, – осторожно начала Гермиона, – но иногда он бывает
совершенно невыносим. Я уверена, что по большей части во всем виноваты
его проблемы с работой. Он не в силах ничего с ней поделать и поэтому
вмешивается во все, на что, как ему кажется, он может повлиять. Вне
зависимости от того, хотят этого другие люди или нет. Мне очень его
жаль: он всегда мечтал быть аврором, а потом оказалось, что нет ни
авроров, ни магии, и ему приходится заново всему учиться и выяснять, кто
он и что он может. И он ведь совсем ничего не знал про маггловский мир:
если бы не помощь Олли, он бы не получил работу в Центре и так и сидел
бы дома, жалея себя и путаясь у Молли под ногами.
– И не то чтобы у него была склонность к подобному роду занятий, верно?
– как бы хорошо Рон ни работал, его никогда нельзя было заподозрить в
избытке сочувствия к своим подопечным. – Я уверен, что он старается как
может, но уход за инвалидами – занятие не для него. Ты бы слышала, как
он ругается с Северусом, когда забывает, с кем имеет дело. А Северуса
никогда не стоит недооценивать.
– Ни сейчас, ни раньше, – согласилась Гермиона. – Он тебе нравится?
– Кто, Рон? Или Северус?
– Скажи, Гарри, кто твой лучший друг?
Гарри опустил вилку. Кажется, на тарелке оставалось еще немного риса, но
его было весьма затруднительно подбирать вслепую.
– Я бы не согласился делить спальню и ванную с Роном, – медленно ответил
он. – Мы бы друг друга поубивали меньше, чем за две недели.
– Большинство людей то же самое думали про тебя и Северуса, – напомнила
Гермиона.
– Только те, кто нас не знает. Рон свел бы меня с ума. Северус... в
каком-то смысле помогает мне сохранять рассудок, как это ни смешно.
– Я знаю, – сказала Гермиона. – Я надеялась, что так получится. Хотя
признаюсь: я удивлена, что ты сам это понимаешь, Гарри.
Гарри криво улыбнулся.
– Не позволяй сбить себя с толку: суровый имидж квиддичного игрока – это
еще не весь я. Я тоже могу быть чутким... на свой лад. Вот сегодня
утром, к примеру, я стихи читал. Конечно, меня Северус заставил, –
добавил он, осторожно нашаривая свою кружку с пивом.
– Удивительно, как это ему сошло с рук, – рассмеялась Гермиона. –
Впрочем, это же Северус Снейп! Так скажи, Гарри, почему вы до сих пор не
вместе?
Поперхнувшийся Гарри приложил немыслимые усилия, чтобы не заплевать
пивом весь стол. Он проглотил то, что было во рту, закашлялся и поставил
кружку подальше от края.
– Поверь мне, – сказал он, – я не в его вкусе. Я слишком старомоден и
одновременно недостаточно консервативен, слишком известен и чересчур
безлик. К тому же я не разгуливаю вокруг в шелках и изумрудах, и мне
никогда не удастся сесть на собственные волосы, так что, думаю, вряд ли
я когда-нибудь попаду в число его любовников.
– Ты намекаешь на Люциуса Малфоя? Думаешь, Северус до сих пор?..
– Сомневаюсь. Не думаю, что там были какие-нибудь сильные чувства. Это
была, по большей части, привычка, а в последние годы – еще и дурная, к
тому же.
– Звучит так, будто ты пытаешься оправдать Северуса.
– Нет, Герм, ему не нужны мои оправдания, он способен постоять за себя,
уверяю тебя.
– Не понимаю, что он вообще видел в Люциусе? – задумчиво протянула
Гермиона. – А Люциус в нем?
– По-моему, это был просто секс, и все, – ответил Гарри, пожав плечами.
– Северус намекнул на это достаточно прозрачно. В любом случае, это у
них было явно семейное: Драко в четырнадцать попробовал подкатиться к
Северусу и был послан далеко и надолго.
– Ясное дело, – Гермиона содрогнулась. – Он что, не знал, что Северус
был тогда – или раньше? – любовником его отца?
– Может, ему просто было наплевать.
– Какая гадость. Это почти инцест.
Гарри опять пожал плечами.
– Мы ничего не знаем о том, как воспитывали Малфоя, – спокойно сказал
он. – Я легко себе представляю, что Люциус хвастает за обедом, как
здорово они развлеклись накануне с дядей Северусом. Может, Драко просто
решил, что ему тоже хочется попробовать.
Гермиона неловко заерзала на стуле.
– Ты очень спокойно ко всему этому относишься, – заметила она. – Неужели
ты не испытываешь к Люциусу никакой неприязни?
– С какой стати? Из-за манеры одеваться? Или из-за секса?
– Из-за секса.
– Ты думаешь, я хочу переспать с Северусом?
– А разве нет?
– Нет, – Гарри уверенно покачал головой. – И учитывая, что он мне не
даст, даже если бы я и хотел, то чертовски вероятно, что это проблема
вообще никогда не возникнет, верно, Герм?



После ужина
– Подбери их, Поттер, и аккуратно поставь на место, – прорычал Северус
пару часов спустя, когда Гарри плюхнулся на кровать и небрежно сбросил
ботинки на пол. – Если мне понадобится в уборную посреди ночи, я не хочу
растянуться на полу только потому, что ты не удосужился убрать свою
обувь.
– Ладно, мамочка, – хихикнул Гарри, заталкивая ботинки под кровать. – Я
все убрал.
– Спасибо. Можешь погладить себя по голове.
– Я думал, ты спишь.
– Я догадался, судя по тому, как ты старательно не шумел, пробираясь по
комнате. Я так понимаю, что выпивка в «Висельнике» вполне соответствует
твоим тонким вкусам?
– Ты пытаешься спросить, надрался ли я?
– В субботний вечер в деревенском кабаке? Разумеется, ты надрался,
Поттер! Кроме того, весьма огорчительно знать, что тебя шатает после
жидкости, мало отличимой по градусу от водопроводной воды. В этом
заведении подают исключительное по мерзости пойло.
– А ты у нас прямо эксперт в области пива, – язвительно сказал Гарри.
– Пиво, Поттер, – это зелье: вода, нужные ингредиенты и процесс варки.
– Ты умеешь варить пиво? – почему-то Гарри удивился меньше, чем
следовало бы.
– Разумеется, – устало вздохнул Северус, как будто ему приходилось
объяснять, что один и один при сложении имеют некоторую тенденцию в
сумме давать два. – Я умею варить, перегонять и разливать – при наличии
необходимого оборудования – все виды горячительных напитков. Кроме того,
я умею варить джемы и варенья, а также консервировать овощи, хотя вряд
ли это тебя заинтересует.
– А я-то думал, что ты консервируешь только чьи-нибудь отрубленные
головы, – Гарри икнул, выбрался из брюк и швырнул их куда-то в
направлении своего стула. Пиджак уже лежал там, и вскоре туда же
полетела рубашка. Выиграв наконец сражение с собственными носками, Гарри
заполз под одеяло, не снимая трусов.
– Как там Гермиона? – поинтересовался Снейп, решив не комментировать
манеры своего соседа по комнате: соответствующая отповедь доставит
гораздо больше удовольствия утром, когда у Поттера будет легкое
похмелье.
– Жалуется на Рона, как всегда. Не думаю, что она когда-нибудь выйдет за
него замуж. Они слишком отдалились друг от друга.
– В том смысле, что она давно выросла, а он никак не повзрослеет?
– Именно.
– Он ей не пара, – заметил Северус. – Я всегда был в этом убежден.
– Она спросила, почему мы не вместе. Северус, а почему мы не вместе?
– Возможно, потому, что ни один из нас не интересует другого в
сексуальном смысле, Поттер, тебе не приходило это в голову?
Сердце Гарри ухнуло куда-то вниз, как переполненный лифт с оборвавшегося
троса.
– Разве? – промямлил он смущенно. – Я в школе по тебе с ума сходил, ты
же знаешь.
– Ничего подобного.
– Нет, сходил.
– Не верю ни одному твоему слову. Впрочем, к счастью для нас обоих, я по
тебе с ума не сходил. У меня вообще нет привычки сходить с ума по
студентам – это непрофессионально. И мы оба знаем, к каким осложнениям
это может привести: никем не оплаканный Гилдерой Локхарт тому пример.
Нет, я предпочитаю держаться подальше от моих подопечных.
– И я тебе тогда совсем не нравился?
– Не могу сказать, что я ходил и думал: «Я бы с удовольствием трахнул
паршивца, когда он вырастет». В заведении вроде Хогвартса хорошеньких
мальчиков всегда пруд пруди, а уж мальчиков знаменитых тем более. В
любом случае, главное, что меня в те годы заботило, – это как спасти
твою несчастную шкуру.
– А, – Гарри задумался. – А теперь?
– Я знаю, что это тебя разочарует, но цели мои с тех пор не слишком
изменились. Я давно понял, что буду гораздо больше полезен тебе как
наставник, а не как любовник. Надеюсь, ты не собираешься мне сказать,
что я был неправ?
– Нет, – пробормотал Гарри. – Ты был прав. Тогда мне было нужно именно
это. Однако теперь я в этом не так уверен, – холодный ночной воздух
пробирался под одеяло, и он поежился. – Можно я приду к тебе погреюсь?
– Нет, нельзя.
– Я так и знал, но решил, что стоит попытаться, – по спокойной
обыденности поттеровских интонаций никто бы не заметил, что только что
было сделано, а затем отвергнуто, предложение интимного характера, хоть
и завуалированное. Собственно, оба ни на йоту не отклонились от обычного
настроения их беззлобных пререканий, и казалось, что этого никогда и не
произойдет. – Так ты считал меня хорошеньким?
– Напрашиваешься на комплименты, Поттер? На мои? Как низко ты пал...
– Отвечай на вопрос. Ты считал меня хорошеньким или нет?
– Ты выглядел вполне сносно, – отвечал Снейп. – При подходящем
освещении.
– Вот ублюдок. Ты никогда не уступаешь, да? Ты мне стакан воды не
подашь, если я буду умирать от жажды.
– Я, вероятно, постараюсь все взвесить и решить, будет ли стоить
конечный результат затраченных усилий. Правда, не исключено, что ты
скончаешься, пока я буду размышлять.
– Надо думать, – Гарри пропустил эту тираду мимо ушей, ибо сейчас его
преследовал совсем иной образ. – Ты сам не знаешь, что теряешь. Я бы
потрясающе смотрелся в шелках. Я в состоянии одеваться не хуже Малфоя за
вдвое меньшие деньги, и не делай вид, что ты этого не знаешь.
В голосе Северуса начали появляться раздраженные нотки, он заговорил с
усилием, цедя слова сквозь зубы:
– Если это неумелая попытка заставить меня купить вам изумруды, мистер
Поттер, то даже и не мечтайте. И Люциус Малфой был всего-навсего жадной
до золота шлюхой, хотя неплохо выглядел в тафте. Его много за что можно
пожалеть, но мало в чем следует ему завидовать.
– Но ты его любил, Северус, правда? – как будто это оправдывало все, что
было между ними.
Последовала длинная неприятная пауза, после чего Снейп отозвался ледяным
тоном:
– Как всегда, Поттер, вы знаете все лучше всех, посему я буду весьма
благодарен, если вы заткнете пасть и уснете, пока еще можете. Еще одно
лишнее слово, и я всерьез подумаю, не встать ли и, выражаясь вульгарным
языком, не вышибить ли вам мозги.



ВОСКРЕСЕНЬЕ
До завтрака
Мрачные прогнозы Северуса насчет ночных требований его мочевого пузыря
сбылись незадолго до пяти часов утра. Он безропотно ощупал циферблат
тактильных часов, откинул одеяло и спустил босые ноги на пол. К счастью,
Поттер не оставил валяться на дороге ни обуви, ни еще чего-либо, поэтому
ему удалось добраться до уборной и облегчиться, практически не
проснувшись. Однако вернувшись в комнату, он услышал тихое гудение
читального аппарата. Исходившее от него тепло и легкий специфический
запах свидетельствовали, что он работает уже не первый час.
– Тебе не холодно, Поттер? – спросил он вслух. Явно не имело смысла
раздражаться, что он зря пытался не будить мальчишку, если тот в кои-то
веки заставил себя заняться делом.
– Зуб на зуб не попадает, – признался Гарри.
– Почему ты не наденешь халат? Ах да, у тебя же его нет.
– Зато у тебя есть. Спасибо, что одолжил.
– Не за что. Всегда пожалуйста, – Северус забрался обратно в постель,
поправил подушки и сел, подтянув одеяло к груди. Всего за несколько
минут, которые понадобились, чтобы дойти до туалета и обратно, у него
совершенно замерзли ноги: днем в Центре было жарко, как в печке, а зимой
– холодно, как на Северном полюсе. Поттер наверняка уже напоминал
сосульку. – Чем ты так увлекся? Неужели решил наконец взяться за свое
домашнее задание?
– Нет, за твое. Пытаюсь вычислить, что там такое тикает у тебя в голове.

– Ничего у меня не тикает, я не бомба.
– Однако обращаться с тобой приходится с той же осторожностью.
– В чем-то ты прав. Ну, есть что-нибудь, что тебе нужно пояснить? До
чего ты дочитал?
– Я как раз не могу разобрать одну строчку. «Я перенесся на крыльях
любви, ей не... чего-то... какие-то там стены» (4).
– О, Шекспир, дожил бы ты до нынешнего часа! (5)... На крылах, Поттер,
на крылах. «Я перенесся на крылах любви, ей не преграда каменные стены».

– Ну ладно, на крылах. А куда он перенесся?
– Через стены. Перелез, то есть. Это поэтическое преувеличение, Поттер.
Гипербола.
– Ах, гипербола. Ясно.
– Ромео пробрался в сад Капулетти ради любви Джульетты, – пояснил Снейп.
– В фигуральном смысле, конечно.
– Разумеется. Поскольку она на балконе, а он внизу.
– Именно. Продолжай.
– Э-э-э... Я перенесся на крылах любви: Ей не преграда – каменные стены.
Любовь на все дерзает, что возможно...
– Фактически все верно, – признал Снейп, – но читаешь ты так, будто это
не стихи, а список покупок. Одна кварта руты жабьей, одна драхма
паучьего яда, три части джина, одна вермута и – ах да, еще любовь – она
на все дерзает, что возможно. Осталось только заглянуть в аптеку.
– А у тебя что, лучше получится? Вот уж никогда не думал, что у тебя
бзик насчет стихов. Хотя со всей этой твоей склонностью к драматическим
эффектам... я мог бы и догадаться. Может, ты на самом деле это...
актер-неудачник... во всех смыслах?
Глубокий, прочувствованный вздох.
– Главная моя неудача, Поттер, – простонал Снейп, – это ты, бестолочь и
неуч, который не в состоянии воспользоваться благами, предоставленными
ему современной наукой. Необязательно всем читать Шекспира. Есть
бесчисленное множество каких-нибудь идиотских триллеров, если ты их
предпочитаешь. Я думаю, можно, в конце концов, найти и гей-порно. Вуд
наверняка подберет тебе что-нибудь, если его ты хорошенько попросишь.
– Не переживай, я не собираюсь просить у него ничего подобного.
– Надо же. Оно демонстрирует зачатки здравого смысла. Наконец-то.
– Оно, – язвительно парировал Гарри, – в достаточной степени развило
чувство самосохранения. Уроки зельеварения этому особенно
способствовали.
– Туше.
– Ту-что? Ладно, если ты такой умный, то покажи уж, как это надо читать.

– Хорошо.
Пауза, глубокий вздох.
– Я перенесся на крылах любви:
Ей не преграда – каменные стены.
Любовь на все дерзает, что возможно,
И не помеха мне твои родные.
Безрассудная страсть в голосе Снейпа оказалась полной неожиданностью.
Стихи звучали так, будто их произносили впервые с начала времен, будто
их читал не усталый бывший зельевар в потрепанной ночной рубахе, а
преклонивший перед Гарри колена ослепительно прекрасный юноша,
потерявший голову от любви. Палата Реабилитационного центра канула в
небытие. Гарри буквально чувствовал, как коленопреклоненный Снейп берет
его за руку, заглядывая в глаза.
– Поттер? – это прозвучало до сногсшибательности обыденно.
– А?
– Следующая строка, Поттер. Тебе придется читать за Джульетту.
– А, – он опустил пальцы на страницу. – Но, встретив здесь... они...
тебя убьют...
И снова самодовольный смешок с другой стороны комнаты.
– В твоих глазах страшнее мне опасность, – продолжал этот немыслимый
Ромео, – Чем в двадцати мечах. Взгляни лишь нежно – и перед их враждой я
устою.
– Нет лучше слов твоих (6), – сказал Гарри и тут же пожалел, что не
смолчал, когда склонность к сарказму вновь подняла свою уродливую
голову. Впрочем, откровенность в разговорах всегда заставляла их
балансировать на некой незримой грани, к которой Гарри и приближаться-то
опасался.
– Сдается мне, это не то произведение, – ядовито отозвался Снейп, в
мгновение ока преображаясь из пламенного любовника в саркастичного
учителя.
– О... только бы... тебя не увидали, – отважно начал Гарри и снова
запнулся: строки под пальцами наотрез отказывались читаться. В
раздражении он выключил аппарат, и гудение прибора смолкло. – Я должен
перед тобой извиниться.
– Ты мне ничего не должен.
– Ой, Северус, только не делай из себя мученика, – возмутился Гарри, не
желая уступать. – Лучше объясни мне еще раз, почему мы до сих пор не
любовники, и желательно так, чтобы я тебе поверил. Только не надо мне
заливать, что мы друг другу не нравимся, потому что мы оба знаем, что
это чушь собачья. Мы оба знаем, что нравимся друг другу, и все остальные
тоже знают – ну или, по крайней мере, думают, что нам стоит попробовать.

– С каких пор мнение остальных – это убедительная причина испортить себе
жизнь? – поинтересовался Северус.
– Я вижу это в несколько другом свете.
– Ты вообще ничего не видишь. Ты слеп.
– И ты тоже.
– Не настолько, чтобы не видеть, во что это все выльется. Ну сам
подумай, Поттер: мы живем в одной комнате, мы друг к другу привыкли.
Стоит хоть чему бы то ни было нарушить привычный ход вещей, и нам
придется все начинать с начала. Честно говоря, я и без того сыт этими
начинаниями по горло. Я не хочу никаких осложнений и совершенно уверен,
что тебе они тоже не нужны. Как там гласит эта милая маггловская
пословица? «Не сломалось...
– ... не чини», – уныло договорил Гарри. – То есть, ты не хочешь
рисковать тем, что есть, ради того, что может и не случиться?
– Именно.
– А те чувства, что мы испытываем, внушают тебе опасения?
– Поттер, – Северус глубоко вздохнул, – я и так в опасной близости от
того, чтобы признать, что, пожалуй, тебя не презираю. Более того, я в
ближайшем будущем, возможно, окончательно перестану испытывать по
отношению к тебе неприязнь. Все остальное потребует куда больше времени,
а поскольку в сентябре мы, скорее всего, расстанемся – если не раньше –
я сомневаюсь, что между нами возможны какие бы то ни было серьезные
отношения. На мой взгляд, куда лучше оставить все как есть, спокойно
перенося общество друг друга, пожать осенью друг другу руки и мирно
разойтись, тебе не кажется? Кроме того, к чему тебе связываться с
человеком, у которого в плане личных отношений репутация похуже Черной
Вдовы? Уверяю тебя, я тебе не пара.
– Постой, постой. Не надо мне вешать насчет того, кто кому пара, –
по-моему, это мне решать, а не тебе. Нет, что ты сказал насчет сентября?
Ты что, уезжаешь?
– Директор Люпин предложил мне жилье в Миртль-хаус, – тихо ответил
Северус. – Там все будет сделано специально для меня. Учитывая, что
кормить там будут намного лучше, чем здесь, мне вряд ли имеет смысл
отказываться. Кроме того, как бы, по-твоему, я каждый день добирался
отсюда на работу?
– Да нет, я все понимаю. Просто я еще толком не привык к мысли, что ты
вообще снова будешь преподавать... Тем более я не успел осознать все
последствия твоего решения.
– Прежде всего, дело в том, что деньги мне явно не помешают, – спокойно
признался Снейп. – Мои капиталы убывают довольно быстро, и хотя я могу
позволить себе ничего не делать, все будет гораздо легче, если я начну
работать. И в довершение всего, подумай, насколько уныло будет провести
всю жизнь в праздности. Безделье – не моя стезя.
– Конечно, не твоя, – согласился Гарри, – я знаю. Но ты же сам признал,
что мы с тобой друг к другу приспособились. Я привык, что ты всегда
рядом. Почему я не могу переехать с тобой?
– В каком качестве? Мальчика на содержании?
– Я не мальчик. Я взрослый, и ты это прекрасно знаешь.
– Это всего-навсего формальность. Ты вдвое младше меня, и я бы ни за что
не согласился, даже если бы это от меня зависело. Однако правила
Миртль-хаус весьма четки: жилье предоставляется работникам школы, их
супругам и несовершеннолетним детям. Ты явно не подходишь ни под одну из
этих категорий, так что тебя туда просто никто не поселит. Я полагаю, ты
просто останешься здесь и постепенно приспособишься к новому соседу.
Говорят, Шеклболт и Лонгботтом никак не уживаются друг с другом;
возможно, кто-нибудь из них с удовольствием переберется к тебе.
– Только через мой труп! Северус, что ты со мной делаешь?!
– Я делаю? Что я с тобой делаю, Поттер? – мягкое, бархатистое и
смертельно опасное рычание хищника перед прыжком. – Я ничего с тобой не
делаю, бестолковый ты ребенок, и, по-моему, в этом и состоит твоя
главная проблема.



После завтрака
Утро принесло проливной дождь и сильный ветер. На завтрак случились
одновременно кислая мерзость, которая здесь сходила за томатную пасту, и
липкая дрянь, считавшаяся в государственных больницах джемом. Они
привычно развлекались, ругая еду и погоду, а Оливер Вуд ходил туда-сюда,
сопровождая раздачу блюд радостной болтовней о надвигающейся свадьбе до
тех пор, пока оба не были готовы задушить его голыми руками.
– Можно было бы подумать, что он простоват для тебя, – глубокомысленно
заметил Гарри, когда за Оливером закрылась дверь. Было слышно, как его
тележка катится по направлению к логову Альбуса и Минервы. – По
сравнению с ослепительным мистером Малфоем это шаг вниз.
– Возможно, – задумчиво согласился Северус. – Но любой человек время от
времени становится жертвой собственных гормонов, Поттер, даже те из нас,
кто почитает себя благовоспитанными людьми. К сожалению, я всего-навсего
обычный смертный, а следовательно, не склонен к абсолютному безбрачию.
– Так что тебя тянет на квиддичных игроков, а? Тебя возбуждает вид
крепкой задницы на метле? Или мысль о поджарых потных парнях в мужской
раздевалке после матча?
– Ни то, ни другое. И квиддич как таковой тут совершенно ни при чем.
Полагаю, что у меня на самом деле нет определенных сложившихся
пристрастий. Я в разумной степени неприхотлив.
– В шторм любая гавань хороша?
– В минуту нужды как-то меньше обращаешь внимания на детали.
– До того охота, что наплевать на все остальное?
– И так бывает. Не сомневаюсь, что с тобой тоже случалось нечто
подобное. Кроме того, ты, кажется, был и сам влюблен в нашего
очаровательного квиддичного капитана? Или теперь он вызывает у тебя
отвращение, потому что недоступен? Если так, то я, пожалуй, страшусь за
собственную судьбу: я вызывал у тебя отвращение с самого начала.
– Тогда тебе и страшиться нечего, – огрызнулся Гарри. – Но если ты
думаешь, что я с тобой разругаюсь из-за того, что ты меня отшил, то
лучше подумай еще раз. Мне достаточно часто отказывали, чтобы я к этому
привык. Просто я думал... ну, что из этого могло бы выйти что-нибудь
путное.
– Не могло бы.
В комнате повисло тяжелое молчание. Из коридора доносился голос Вуда,
который втолковывал кому-то, что на улице дождь и в саду сейчас крайне
неуютно. Эти мягкие, по-доброму насмешливые интонации казались настолько
знакомыми и близкими, что трудно было осознать: Оливер обращался так
абсолютно со всеми – мужчинами и женщинами, слепыми и зрячими. Гарри
постоянно совершал одну и ту же ошибку: принимал привязанность или
влечение за любовь. Он легко отдавал свое сердце – только чтобы понять,
что не всегда этот дар принимают великодушно. Хуже того, иногда его не
замечают вовсе. Нет, лучше бы держать его при себе: так меньше
вероятность, что тебя снова ранят.
– Знаешь, я действительно думал, что его люблю, – произнес он, лишь
смутно осознавая, что не один в комнате.
– Я знаю.
– Я излил ему душу тогда в Кенте. Он, конечно, повел себя выше всяких
похвал: держал меня за руку, позволил рыдать у себя на плече и все
такое. Я так понимаю, с тобой было то же самое?
– Ты серьезно полагаешь, что я рыдал? – оскорбился Снейп.
– Да, полагаю. Я думаю, что тебе было так же плохо, как и мне, и
Невиллу, и Кингсли, и Альбусу с Минервой, и всем остальным. Это было
невыносимо – я знаю, что и для тебя тоже. Ты просто не счел нужным ни с
кем делиться своими чувствами.
– Кроме Вуда.
– Да, кроме него. Ты не думаешь, что он поэтому тебе нравился? Потому,
что предлагал заботу и сочувствие?
– Возможно. А возможно, еще и потому, что это было безопасно. Ему ни на
мгновение не пришло бы в голову рассматривать меня как потенциального
любовника. Я мог выплеснуть свои чувства, не рискуя ничем важным.
– Нам в любом случае ничего не светило, – пожал плечами Гарри. – Ни мне,
ни тебе, верно?
– Верно. Хотя мне жаль, что это причинило тебе боль.
– Мне тоже жаль, поверь мне. Но жизнь – это опыт, не так ли, Северус? К
тому же я никогда не встал бы между ним и Джинни, если она с ним
счастлива. Я только рад за нее.
– Хотя еще больше ты был бы рад, если бы с ним был счастлив ты. И он с
тобой.
– Может быть. Теперь я этого все равно никогда не узнаю.
– Очевидно.
– Умеешь ты утешать.
– Каждый делает, что может, – последовал насмешливый ответ. – Цена
разбитым сердцам – грош за пару, Поттер. Любить всегда означает давать
другому власть над собой. Никто не заставляет нас идти на такую сделку.
– Я знаю, – Гарри обдумал услышанное и поинтересовался: – Так кто разбил
тебе сердце, Северус? Сделаем вид, что я не догадываюсь.
– Вообще говоря, никто, – спокойно ответил Снейп и немного погодя
добавил: – Пока. Во всяком случае, не всерьез. Когда-нибудь это
неизбежно произойдет, и я надеюсь вынести из ситуации необходимый
жизненный опыт.
– Ты так говоришь, как будто этого хочешь.
– Может, и хочу. А ты полагаешь, что мне не доступны страдания, в
отличие от всех прочих людей?
– Не знаю, – мрачно ответил Гарри. – Может, я просто думал, что ты выше
подобных глупостей.
– Ну, так теперь ты знаешь, что это не так.
Помолчав немного, Гарри вдруг сообщил:
– Я позаимствовал у Гермионы в бардачке пару кусачек.
Это высказывание настолько не вязалось со всем предыдущим, что Северус
на мгновение был ошарашен. Впрочем, вскоре он взял себя в руки и
спросил:
– Для каких целей, можно поинтересоваться?
– Эолова арфа. Как ты смотришь на то, чтобы слегка размяться перед
обедом и заодно учинить небольшую диверсию? Если мы перережем струны, то
на починку уйдет больше времени, чем если мы ее просто повалим или
развернем.
– Поттер, ты никогда не перестаешь меня удивлять. Да, пожалуй, стоит
этим заняться, пока не исправилась погода: скорее всего, сейчас в саду
никого нет. Я готов промокнуть насквозь, чтобы сохранить Минерве хотя бы
жалкие остатки рассудка, и искренне убежден, что ради крепкого ночного
сна можно пойти на что угодно.



– Если у нас все получится, – заметил Гарри, подхватывая Северуса под
руку, прежде чем начать привычную прогулку, – как тебе мысль учинить
диверсию на предстоящей свадьбе? Насколько я понял, Билл жаждет
захватить с собой очередного своего красавчика, а при виде двух пар геев
Рон непременно влезет на стенку.
– Да что ты говоришь? И почему у меня такое ощущение, что твоя идея мне
не понравится?
– Понравится. Жуткая гадость, очень в слизеринском духе.
– Ты меня странным образом заинтриговал. Продолжай.
– Ну, – осторожно начал Гарри, – если я получу приглашение на свадьбу –
а я его, скорее всего, получу, сколько бы Рон на меня ни злился, – ты не
хочешь пойти со мной в качестве моего партнера?
– Чтобы тебе было с кем потанцевать? Мы отлично повеселим гостей,
налетая на все предметы мебели по очереди.
– Тебе не придется танцевать, и мне, надеюсь, тоже. Я же не шафер и, в
конце концов, никогда не был светским львом или кем-нибудь в таком духе.

Снейп презрительно хмыкнул у него над ухом.
– Светский лев на свадьбе Уизли – понятие весьма туманное. В этом доме
даже абсолютная деревенщина будет выглядеть элегантно.
– Да ладно, Северус, тебе понравится. Ты будешь нудеть и ругать все
подряд – кухню, музыку и вообще все, что тебе заблагорассудится. Даже
меня, если захочешь.
– Это, Поттер, следует как данность, – согласился Снейп. – Но, учитывая
известную гомофобию хозяев, с какой стати мне подвергаться поруганию,
сопровождая туда тебя? По-моему, лучше бы тебе пойти с Гермионой. Заодно
защитишь ее от достославного Рональда.
– Ничего не выйдет, к сожалению. Она подружка невесты, а следовательно,
по умолчанию идет туда с Роном, иначе нарушатся все их планы. Поверь
мне, она страшно недовольна, и это даже если не принимать в расчет
платье. Оно все розовое и в рюшах. Люциус бы скорее умер, чем надел
что-нибудь подобное.
– Пожалуй. Что-что, а вкус у него был.
– Я слышал.
– Правда, обходилось это дорого. Уизли такое и не снилось.
– Кому знать, как не тебе.
– В самом деле, учитывая, что я все это оплачивал.
– Серьезно? – Гарри был не на шутку удивлен. – Я всегда думал, Малфои
были очень состоятельны.
– Бедны как церковные мыши, – усмехнулся Снейп. – Родословная у Люциуса
достигала пары миль, но деньги были мои.
– И ты за все платил? Гардероб, драгоценности и прочее?
– Услуги кутюрье, обувь ручной работы, косметологи, стилисты,
маникюрщицы, грязевые ванны, косметика, а также услуги персонального
тренера для поддержания физической формы, с которым он имел наглость
трахаться прямо в нашей постели? Да, за все это платил я. Именно поэтому
он и терпел меня рядом: ему нравилось, когда кто-нибудь оплачивал его
счета. В его глазах это было мое единственное достоинство, разумеется,
за исключением исключительно выдающегося мужского.
– Да что ты говоришь? – рассмеялся Гарри, слыша нотку самоуничижения в
этом мрачном юморе. – Не смею тебе противоречить.
– Тебе придется поверить мне на слово, потому что вряд ли у тебя
когда-нибудь будет шанс проверить.
Они остановились у лаврового куста, в котором скрывалась стонущая Эолова
арфа. С мокрых листьев за шиворот стекали тонкие струйки воды, и Гарри
поежился.
– Не будете ли вы так любезны просветить меня, что вы собирались делать
дальше, мистер Поттер? – ледяной нравоучительный преподавательский тон
отчего-то звучал особенно уместно в этом мокром, завывающем саду.
Отдайте Северуса Снейпа на милость любому количеству баньши, живых или
вымышленных, и вам окажется очень, очень жаль баньши.
– Пока ничего, – со смешком сознался Гарри. – Я предпочитаю
импровизировать.
– А, тогда я предлагаю, чтобы один из нас посторожил здесь, пока второй
перережет струны. Можно было бы подбросить монетку, но, во-первых, мы ее
все равно потеряем, а во-вторых, результат окажется чисто теоретическим,
поскольку мы оба знаем, что именно мне придется тут мокнуть. Так что
давай сюда кусачки и слушай, не идет ли кто.
– Кусачки, – сказал Гарри тоном медсестры, подающей инструмент хирургу,
и вложил их в ладонь Снейпу. – Ты, наверное, не помнишь заклинания,
которое могло бы перерезать струны?
– Не то чтобы я им часто пользовался. Возможно, Scindere подойдет. Я так
понимаю, ты время от времени пытаешься проверить, не сработает ли
какое-нибудь заклятье?
– Никак не могу отвыкнуть, – признался Гарри, но без жалости к себе. –
Хотя бывают дни, когда я бы душу продал за хороший Lumos.
– Да, – отозвался Снейп, плечом раздвигая мокрые ветви. – Какая ирония
судьбы, не правда ли? Мы так боялись, что Волдеморт уничтожит магию, и
были готовы на все, чтобы его остановить, – а потом оказалось, что это и
есть единственное средство. Циник мог бы сказать, что мы принесли ему
победу.
– Это если не принимать в расчет, что он хотел лишить магии всех
остальных и оставить ее себе. Кроме того, он мертв и не в состоянии
наслаждаться своей победой, если ты не заметил.
– Да, Поттер, это если не принимать в расчет подобные мелкие и
несущественные подробности.
Последовало несколько жалобных металлических «дзынь», и пронзительный
заунывный вой, по которому они легко нашли этот угол сада, постепенно
стих, наконец уступив место приятному шелесту деревьев.
– Ну, хоть какое-то облегчение, – пробормотал Снейп, выбравшись из куста
и возвращая кусачки Гарри. – Спрячь их подальше, ради всего святого, и
при первой же возможности верни Гермионе. Тогда можно будет делать вид,
что мы абсолютно ни при чем.
– Да все будут знать, что это мы, – мягко возразил Гарри.
– Разумеется, – брюзгливо ответил Северус. – Но знать и доказать – это
совершенно разные вещи, и невозможно осудить человека при отсутствии
улик. Я был назначен главой Дома Слизерин отнюдь не за красивые глаза,
Поттер, и не благодаря моему неотразимому очарованию.
– Я даже спрашивать не буду, что вы двое натворили, и знать не хочу, –
добродушно усмехнулся Вуд, отловив их в коридоре в двух шагах от палаты.
– Хотя должен заметить, что Минерва вами весьма довольна, что бы это ни
значило. Кстати, вы оба похожи на утопших котят, а ты, Северус,
выглядишь так, словно продирался сквозь забор. Сквозь лавровый забор,
между прочим, – лукаво добавил он. – У тебя листья в волосах.
– Это венок, – рассмеялся Гарри. – Он провозгласил себя императором.
– Я не датчанин, римлянин скорей (7), – загадочно пробормотал Северус. –
Хотя, кажется, я лишился последней приличной мантии. Вуд, там у нас в
запасе есть еще что-нибудь?
– Только пара маггловских костюмов. Я постараюсь помочь, чем смогу.
– Благодарю.
Они расстались с Вудом и продолжили свой путь.
– Ты хоть понимаешь, – заметил Гарри, – что ты, возможно, единственный
из магов, кто еще носит мантии? Даже Альбус перешел на брюки и
кардиганы, а Минерва обзавелась вполне приличными юбками.
– Она всегда завидовала гардеробу Люциуса, – ответил Северус, стуча
зубами. – Она мне не раз говорила, что хотела бы себе позволить подобную
одежду.
– Знаешь, вот это уже было лишнее, – застонал Гарри. – Макгонагалл и
Люциус – сестры по разуму?!
– А в тот день, когда я начну брать пример с Альбуса Дамблдора в выборе
одежды, ты можешь смело уложить меня в коробочку и по-тихому закопать.
Поттер, этот человек может поспорить в элегантности разве что с трупом
на садовой скамейке!
– Пойди-ка ты прими горячий душ, Громила Билл, – фыркнул Гарри. –
Согреешься, а я попрошу Оливера принести тебе одежду прямо в ванную.
– Нет уж, спасибо, – они как раз дошли до палаты, и Северус принялся
медленно выпутываться из нескольких ярдов насквозь промокшего черного
шелка. – Лучше сам принеси, – добавил он чуть мягче. – Я предпочитаю не
пугать своей ужасающей наготой людей, которые могут ее увидеть, если ты,
конечно, не возражаешь.



Вуд принес целый ворох одежды, которую Гарри послушно отволок в ванную.
Едва выйдя, он услышал, как за ним заперли дверь, после чего в течение
трех четвертей часа Снейп долго и изощренно ругался, употребляя
выражения, какие сие достойное медицинское учреждение не слышало очень
давно. В конце концов он вышел, слегка запыхавшись, и сказал тихо:
– Поттер, мне не помешало бы твое мнение.
– Хорошо.
Все это время Гарри сидел на кровати, прислушиваясь к происходившей по
ту сторону двери драме. Теперь он храбро поднялся и подошел к Северусу,
выставив вперед обе руки. Они избавились ото всех комплексов насчет
прикосновений в первые же недели совместного проживания.: обоим
приходилось осваивать мир заново, на ощупь, и начали они учиться именно
друг на друге. Ни они сами, ни их друзья, ни персонал давно не обращали
на это ни малейшего внимания; в конце концов, среди бывших волшебников
было полным-полно людей, столкнувшихся с теми же самыми проблемами.
– Ой! Ничего себе!
– В чем дело? – полувстревоженно-полураздраженно спросил Снейп.
– В твоем свитере. Он... как бы это сказать... пушистый.
– Ничего подобного. Ворсистый, ты хочешь сказать?
– Да нет, точно пушистый. Он хоть черный?
– Понятия не имею. Это от твоего приятеля Уизли.
– От Рона? Рон дал тебе свитер? Это его мама связала?
– Не думаю, что у нее теперь много времени на вязание, с этой свадьбой и
прочими хлопотами.
– Спасибо, что напомнил, Северус. Я каким-то необъяснимым образом
умудрился на целых пять минут забыть, что человек, в которого, как я
думал, был влюблен, женится на одной из моих лучших подруг. А что ты еще
надел?
По негласной договоренности на ощупывания ниже пояса требовалось
отдельное разрешение. Гарри неловко держал руку на рукаве свитера
Снейпа, тот вздохнул и мягко передвинул ее на бедро. Чувствуя под
пальцами грубый шов и знакомую ткань, Гарри осторожно провел ладонью по
штанам, проверяя, не обманывают ли его ощущения.
– Джинсы? – обалдело спросил он, удивляясь, на кой черт Мастеру Зелий в
Хогвартсе могли вообще понадобиться джинсы, но решил, что сейчас не
время задавать подобные вопросы. – Ты носишь джинсы?
– А что, есть причина этого не делать?
– Ни малейшей. Зато есть масса причин тебе их носить. Кстати, они
обычные, синие? Или ты не знаешь?
– Синие. Я иногда носил их, еще до войны. Кстати, а что надето на тебе,
о мой озабоченный модой друг? Не знаю, что это, но облегает, как вторая
кожа.
– Потому что это моя собственная, – ухмыльнулся Гарри. – Я, между
прочим, тоже промок.
– Я надеюсь, Поттер, ты не стоишь посреди комнаты в чем мать родила?
– Нет, я в трусах. Кажется, в синих.
Он снова провел рукой по рукаву Северусова свитера, пытаясь представить
покрой. Высокий воротник-стойка, простая вязка, мягкая шерсть. Очень
просто, даже скромно.
– Джинсы и черный свитер. Думаю, ты хорошо выглядишь.
– Зная твоего приятеля Уизли, свитер с тем же успехом может быть
лимонным или розовым, – слегка недовольным тоном отозвался Снейп. –
Шутка вполне в его духе.
– Да, пожалуй. Хуже того, он может быть желтый с вышитым котенком или
вообще в разноцветные клеточки и полосочки, как лоскутное одеяло твоей
прабабушки.
– Без сомнения.
– И что, тебе совсем все равно?
– Практически. Не то чтобы моя внешность или одежда теперь имели
значение. Более того, совершенно неважно, какое я произвожу на людей
впечатление, поскольку я все равно не вижу их реакции, тебе не кажется?
Гарри на мгновение задумался.
– Ты всегда будешь производить впечатление, – уверенно сказал он. –
Главное, не стригись коротко. Ты ведь не постригся? – он тут же протянул
руку, пропустив пальцы сквозь влажные, падавшие на плечи волосы.
– Нет. Я даже подумывал, не отпустить ли бороду. Главным образом потому,
что теперь чертовски неудобно бриться.
– Хм. К этому пришлось бы привыкать, – Гарри провел пальцами по гладкому
подбородку.
– В юности я носил бороду, – к его удивлению, сообщил Северус, потом
взял его за руку, чуть сжав, решительно отвел ее в сторону и отступил на
шаг. – Когда я окончил школу, это считалось признаком зрелости. Но
Малфой не одобрил: у него была чувствительная кожа.
Гарри приподнял брови и позволил себе скептически заметить:
– В самом деле? Видимо, это единственное, что у него было
чувствительным. Сущий был ублюдок, а сын – так еще хуже.
– Я смотрю, ты никогда не говоришь дурно о мертвых.
– Как ты мог подумать!
– Ну конечно. Тебе не кажется, что пора сменить тему?
– Ну, если ты настаиваешь, Северус.
– Настаиваю, Поттер. Опасаюсь, у меня нет другого выбора.
Гарри едва-едва успел влезть в джинсы и рубашку, когда вернулся Оливер.
– Вы там одеты? – весело поинтересовался он снаружи.
– Нет, – отозвался Гарри. – Я голый, и вообще Северус вколачивает меня в
матрас, но ты все равно заходи.
– Ладно, – дверь распахнулась, и в палату влетел Вуд. – А жалко, –
заметил он, видя, что они сидят в разных углах комнаты, занимаясь каждый
своим делом. – Местные сплетни стали бы куда веселее.
– Жаль, что мы тебя разочаровали, – заметил Северус без тени раскаяния в
голосе. – Ты по делу?
– Только что звонила Гермиона. Она говорит, что сегодня после обеда
Гаррина тетка собиралась быть где-то поблизости и спрашивала, нельзя ли
ей заехать.
– Моя тетка?
– Миссис... Дурсль, кажется? – со сомнением сказал Вуд, как будто
опасался, что перепутал что-нибудь.
– Тетя Гардения, – любезно подсказал Снейп.
– Петуния, – машинально поправил Гарри. – Ты уверен, что ничего не
перепутал, Олли? Она живет за чертову уйму миль отсюда, в Литтл-Уиннинг,
что ей тут делать?
– Навещать тебя, Поттер?
– Ой, Северус, сомневаюсь. Мы, знаешь ли, никогда не ладили.
– Вынужден заметить, что это в высшей степени неудобно. У меня много
работы, и я не собираюсь жертвовать собой и уходить только потому, что
тебе вздумалось пригласить сюда даму. Ты не можешь спуститься с ней в
общую гостиную?
– Северус, никто тебя никуда не гонит, – мягко вмешался Оливер. – На
самом деле, было бы лучше, если бы ты остался. В гостиной всегда полно
народу, особенно во второй половине дня, и слишком шумно для частных
разговоров. К тому же Гарри не помешала бы моральная поддержка – даже от
тебя.
– Да, Вуд, ты никогда не забываешь о моем возрасте и положении, –
саркастично заметил Северус. – Я так понимаю, мое мнение здесь никого не
интересует.
– Абсолютно, – нахально сообщил Гарри. – Слава богу, что на тебе надето
что-то хоть относительно нормальное. Тетя Петуния никогда не выносила
волшебников, и, я думаю, с нее вполне хватит визита в санаторий для
больных магов. Твоя вычурная манера одеваться ее бы добила.
– Я признаю, что одевался несколько готично, Поттер, но ты должен
понимать, что это издержки профессии. Я просто носил то, чего требовала
моя работа.
– Готично? Скажи лучше, гламурно! Беда всех геев, по-моему, – отмахнулся
Гарри.
– Геи здесь совершенно ни при чем. Если ты, конечно, не пытаешься
причислить к ним Альбуса. В его пурпурной парчовой ночной рубашке даже
Люциус выглядел бы идиотом.
– Ну неважно. Просто не дразни тетю Петунию, ладно?
– А я-то думал, ты не любишь бедную женщину, – обходительно заметил
Северус. – Ну хорошо. Я буду кроток и сговорчив, как домовой эльф.
– Вот именно, – сказал Гарри. – Этого-то я и боюсь.



После обеда
Тетя Петуния приехала сразу после обеда, чуть раньше обычного времени
для посещений. Когда Гарри их представил, Северус, ворча, очень неохотно
оторвался от чтения на пару минут и послушно протянул ладонь для
рукопожатия. Петуния неуверенно пожала ее холодными пальцами.
– Миссис Дурсль.
– Профессор Снейп. Я много о вас слышала.
– Взаимно, мадам, я уверен.
Он снова сел, намеренно повернулся спиной к гостье, как будто желая
отгородиться от разговора, и продолжил чтение.
– Северус живет здесь со мной, тетя Петуния, – объяснил Гарри. –
Пожалуйста, располагайтесь. Хотите чаю?
– Нет, спасибо, э-э... Гарри. Мистер Вуд уже угостил меня. Он рассказал,
что ты перебрался сюда из Сент-Кентигерна в прошлом году.
– Ой, это было жутко смешно, – Гарри тактично не заметил, как тетка
споткнулась на его имени. Насколько он помнил, она произносила его
впервые, но он не собирался обращать на это внимания. – В Кенте мы все
жили вместе, кроме Северуса, потому что его сарказма никто вынести не
мог. Но здесь нет одноместных палат, так что кому-то все равно пришлось
бы с ним жить. Ну и я вытянул короткую соломинку.
– По-моему, Поттер, короткую соломинку вытянул я, – сухо заметил его
компаньон.
– Да какая разница, – небрежно отмахнулся Гарри. – Мы друг друга пока не
убили, так что все в порядке.
– Да уж.
Последовало неловкое молчание, после чего Снейп кисло заметил:
– Может быть, вы расскажете, зачем приехали, миссис Дурсль? Как я
понимаю, вы с Поттером никогда не были особенно близки. Мы можем вам
чем-нибудь помочь?
Гарри обратил внимание на это «мы», но промолчал. Он также не мог
сказать, заметила ли это его тетка.
– Гарри, я хотела поблагодарить тебя за письмо, что ты прислал после
смерти Вернона, – торопливо заговорила Петуния – так быстро и
неестественно, как будто долго это репетировала. Правда, потом она
немного расслабилась. – Я не думала, что ты напишешь, и, наверное, не
очень-то заслужила, но... это оказалось для меня важнее, чем я думала.
Знаешь, Дадли... – она запнулась. – Я не знаю, что с ним такое
стряслось. Он жил с одной девушкой, и она забеременела, а потом они оба
взяли и исчезли. Все деньги принадлежат ему, и ко мне все время приходят
люди и предъявляют счета. И, по-моему, он забрал мою машину. Во всяком
случае, сюда я приехала на такси, – она надолго умолкла. – Не знаю,
почему я хотела тебе все это сказать... просто, наверное, у меня больше
никого не осталось. А потом я случайно встретила Гермиону Грейнджер...
– Я и не знал, что вы знакомы, – удивленно заметил Гарри.
– Ну, я продаю дом, и мне ее порекомендовали. Я не знала, что она твоя
подруга, но когда мы с ней беседовали у нее в кабинете, я вдруг поняла,
что она училась вместе с тобой, а потом она пригласила меня обедать, и
мы как-то разговорились о тебе. Она мне рассказала и про пожар, и про
взрыв, и про то, сколько твоих друзей погибли или искалечились. Знаешь,
мне никогда не нравились все эти магические штучки, которые так обожала
Лили, но когда Гермиона сказала, что ты их лишился... Гарри, мне очень
жаль.
– Спасибо. А она объяснила, что это у всех так? Что магии больше нет?
Она ведь именно поэтому работает риэлтором...
– Да. Она рассказала, что теперь многие из вас переучиваются, чтобы
открыть новую школу, Миртль-хаус. Ты этим собираешься заняться, Гарри?
Преподавать?
– Может быть. Если я читать заново научусь, – признался Гарри. – У меня
жутко плохо получается, Северус меня уже замучил.
– Северус, – встрял Снейп, – хотел бы, чтобы ты сосредоточился на учебе
и не тратил время на всевозможные банальности, но он этого хотел бы уже
почти двенадцать лет, а результат выходит все более и более
сомнительный. Ты слишком легко отвлекаешься, Поттер.
– А вы, профессор Снейп, просто одержимый, – беззлобно огрызнулся Гарри.
– Не все, знаешь ли, обладают твоим упорством.
– А какой предмет ты хочешь вести, Гарри? – к собственному удивлению,
Петуния Дурсль обнаружила себя в непривычной роли миротворицы и
попыталась предотвратить надвигающуюся перепалку. – Ты уже решил?
– Нет еще. В любом случае, мне нужно будет пройти обучающие курсы. Хотя
Ремус все равно придержит мне место.
– Ремус?
– Ремус Люпин. Он директор этого нового учебного заведения, – сообщил
Северус. – К его чести, он оказался выдающимся администратором.
– О. А вы тоже возобновите преподавание, профессор?
– Да. Как и для Поттера, для меня закрыта моя предыдущая сфера
деятельности, но, к счастью, у меня есть кое-что в запасе. Я провел
последние несколько месяцев, освежая свои знания по второй специальности
– английскому языку. Его я и собираюсь вести.
– О, – похоже, на Петунию это произвело впечатление. – Надеюсь, вы
сможете вдолбить им основы грамматики и пунктуации. Теперь столько людей
не в состоянии правильно написать и одного предложения, что просто
подумать страшно!
– Я предприму попытку несколько повысить стандарты, – елейным голосом
ответствовал Снейп. – Но, учитывая, что мне пока не удалось добиться
успеха с учеником, который даже не в состоянии от меня сбежать, я,
признаться, не питаю больших надежд.
– Эй, хватит! Нечего перемывать Гарри кости, пока Гарри здесь, –
вмешался тот. – Тетя Петуния, вы нам не поможете разрешить одну
маленькую загадку?
– Я не...
– Это просто, – обещал Гарри. – Северус хотел бы знать, какого цвета его
свитер. Мы поспорили. Он утверждает, что черный, а я говорю, что лиловый
в лимонный горошек. Кто из нас прав?
Петуния удивленно пискнула.
– Я... ч-что?
– Он мне достался от поттеровского приятеля Уизли, – пояснил Снейп, хотя
понятней Петунии явно не стало.
– Они не в лучших отношениях, – добавил Гарри. Учитывая размах холодной
войны между его компаньоном и их постоянной сиделкой, это было очень
мягко сказано. – Он опасается, что Рон принес ему что-то совершенно
невообразимое и что никто не отваживается сказать ему правду в глаза.
– А, ясно, – как ни удивительно, в голосе женщины прозвучала смешливая
нотка. – Ну, он не черный и не лиловый, а темно-красный. Бордовый или
темно-малиновый, что-то вроде.
– Гриффиндорский! – возликовал Гарри, так что его было слышно даже в
коридоре. – Он тебе принес гриффиндорский свитер! Вот ублюдок!
Последовала минута ошеломленного молчания, после чего Снейп спокойно
заметил:
– Теплая и уютная одежда остается таковой вне зависимости от цвета,
Поттер, который меня совершенно устраивает. А вот на твоем месте я бы
обеспокоился, не ношу ли я что-нибудь розово-персиковое с надписью «Я
прелесть». В конце концов, не я пытался отбить жениха у его сестры.
– Не то чтобы ты не стал этого делать, если бы мог, – парировал Гарри.
– Напротив, Поттер, я бы не стал соблазнять Оливера Вуда, даже если бы
он явился ко мне в чем мать родила и умолял бы меня об этом! Есть
некоторые пределы, сопляк, и чем скорее ты это поймешь, тем будет лучше
для всех.
– Да, есть некоторые пределы, – донесся от двери очень холодный голос, –
и вы двое их уже почти переступили. Черт побери, да вас у Альбуса и
Минервы слышно! Если вы не прекратите немедленно, я буду вынужден
попросить миссис Дурсль уйти. Это ясно?
– Да, Вуд.
– Извини, Вуд.
– Ладно, а теперь оба успокоились. Вам что-нибудь принести, миссис
Дурсль? Может быть, еще чаю?
Потрясенная Петуния Дурсль, признавая несомненные миротворческие
свойства британского национального напитка, сдалась без боя.
– Благодарю, мистер Вуд, – нерешительно улыбнувшись, ответила она. – Это
было бы очень мило.
– Ну, – заметил Гарри значительно позже, когда Петуния ушла, – кажется,
это был эффектный провал. А все ты и твой длинный язык.
– Напротив, Поттер, это был большой успех. Если твоя тетка купит дом в
окрестностях Хогсмида, она будет чаще тебя навещать, а ты сможешь
гостить у нее время от времени.
– Я понимаю, она продает дом, чтобы оплатить Дадлины долги, но зачем ей
перебираться так далеко на север? Не может же это быть ради меня.
– А почему нет? Муж ее умер, сын – сплошное разочарование, а
потенциальный внук исчез неизвестно куда. Может, ей одиноко и она
решила, что пора примириться с племянником, на которого так долго не
обращала внимания. Возможно, она просто поняла, чего лишала себя все эти
годы. Да и учитывая разницу в цене на недвижимость в Литтл-Уиннинге и в
Хогсмиде, она очень прилично на этом выиграет. Вероятно даже, что-нибудь
около сотни тысяч.
– Если Дадли не спустил больше на машины и скачки.
– Ну, тебе лучше знать.
– Очень прагматично с твоей стороны, Северус. Вот уж никогда не думал,
что ты такой материалист.
– После восьми месяцев жизни друг у друга на голове я все еще могу тебя
удивить? Замри, мое бедное сердце...
– Дурак. Обязательно нужно было начинать этот идиотский разговор про
Оливера? Я ведь так и не собрался сообщить тете Петунии, что я гей.
Хотя, возможно, Гермиона ей и так сказала.
– Она, на мой взгляд, не удивилась.
– Почем ты знаешь? По-моему, если хочешь знать, она просто перепугалась
до полусмерти.
– Жаль, – согласился Северус. – Возможно, мне стоило прикинуться
Элизабет Тейлор и довести дело до конца.
– Да, кстати. Ты ведь не только меня выдал, но и себя заодно. Ты
специально?
Северус на минуту задумался.
– Вообще говоря, нет. Но это в любом случае ни для кого не секрет,
Поттер. По-моему, все и без того знали.
– Но не магглы же.
– Нет больше никаких магглов. Точнее, мы все и есть магглы. Поскольку во
всей вселенной теперь не хватит магии, чтобы вскипятить чайник,
бессмысленно пытаться различать их и нас.
– Да не в этом дело, и ты это прекрасно знаешь. Ты весьма ясно выразился
насчет того, что хотел бы сделать с Олли. Я очень удивлюсь, если он
когда-нибудь появится здесь снова, зато по всему Центру пойдут сплетни,
что он тебе нравится. Как ты думаешь, что скажет на это Рон?
– «Руки прочь от него, грязный ублюдок!», вероятно. Твой приятель Уизли
всегда обладал крайне ограниченным запасом ругательств, к моему
глубочайшему сожалению.



После чая
– Гипотетически, Поттер... – начал Северус, когда наступил вечер, всякая
деятельность в Центре прекратилась, чай был давным-давно выпит, свет
потушен, и они оба лежали в своих узких постелях. По традиции, это было
время спокойно обсудить события дня и принять разумные, взвешенные
решения на будущее.
– Гипотетически, профессор?
– В том вероятном из миров, в котором возможно посещение этой оргии под
названием «свадьба Уизли», я имею в виду.
– А, в этом смысле гипотетически, – Гарри с трудом сдержал победный
смешок. Он был вполне уверен, что идея осквернения бракосочетания Вуда и
Уизли будет обладать должной привлекательностью для его склонного к
иконоборчеству друга, так что теперь оставалось только ждать, пока она
окончательно просочится сквозь фильтры его выдающегося ума. – Так что в
том вероятном из миров?
– Валяй, Поттер, развлекайся, пока тебе предоставляют такую возможность,
и когда покончишь с этим, скажи мне, что – гипотетически, конечно...
– Конечно.
– ... следует надеть на такое мероприятие.
– Ну, некоторые собираются надеть костюм – серый, лучшую рубашку – в
данном случае, голубую, и обойтись без галстука, если только это
возможно.
– Ты, конечно, осознаешь, что в моем распоряжении нет ничего, хоть
отдаленно напоминающего маггловский костюм? Джинсы и свитер – это
максимум, что у меня есть. Все остальные детали моего гардероба старше
тебя, и вряд ли я могу пойти туда в изношенной до дыр учительской
мантии!
– Нет, конечно. Я так понимаю, Люциус не оставил тебе, скажем, зеленое
платье с вырезом?
– Ни в коем разе. И будь уверен, у меня нет ни малейшего желания носить
женскую одежду. Помимо очевидных препятствий – того, что я шести футов
ростом и обладаю вполне заметным сходством со стервятником, – я и так,
являясь одновременно геем и бывшим магом, принадлежу ко вполне
достаточному количеству субкультур. Даже более чем достаточному для
одного человека.
– А жаль. Тебе пошло бы, знаешь ли. В конце концов, у тебя глаза как
звезды и волосы как вороново крыло.
– Я в курсе, но спасибо, что напомнил. Есть какие-нибудь серьезные
предложения?
– Только одно. Мы спросим у Гермионы. Она лучше всех знает, на что это
будет похоже, и если окажется, что у тебя нет ничего подходящего, она
просто свозит нас в магазин. Ей-то ты доверяешь? Она тебя не оденет ни
во что красное.
– Хорошо.
– И слушай, ты же не собираешься всерьез отращивать бороду? Я не думаю,
что мне понравится. По-моему, ты будешь выглядеть сущим злодеем.
– Поскольку ты не можешь меня видеть, Поттер, уж не говоря обо всем
остальном, я не понимаю, какая тебе разница, как я выгляжу.
– Если мы собираемся идти туда вместе, я хочу, чтобы ты выглядел
прилично.
– Тогда, вероятно, нам следует одеться схоже, чтобы дать почву всем тем
слухам, которые ходят о нашей с тобой личной жизни.
– Ну что, пойдем в халатах, каждый в цветах своего Дома? Вот это мой
Северус! Главное – вовремя сбить противника с толку.
– Стараемся, Поттер. Правда, в качестве противника по большей части
выступаешь ты, и я с трудом могу назвать себя «твоим Северусом».
– Да, ты не можешь, – удовлетворенно хмыкнув, заметил Гарри, – но есть
куча народу, кто может.
– Ах, меня так волнует их бесценное мнение...
Гарри зевнул.
– Ты так и не рассказал мне, откуда у тебя вообще эти джинсы. Пожалуй,
это последняя вещь, которую я могу себе представить в твоем гардеробе.
Разве что у тебя где-нибудь припрятаны кожаные штаны.
– Это вряд ли.
– Жаль. Как представлю тебя в узких, облегающих...
– Когда-то я имел привычку иногда посещать маггловские развлекательные
заведения, – поспешно вставил Северус, чувствуя, что тему давно пора бы
сменить.
– Клубы? – уточнил заинтригованный Гарри.
– Клубы, – подтвердил Северус. – В больших городах. Где меня никто не
знал в лицо.
Подтекст этой фразы, разумеется, не ускользнул от Гарри – напротив, был,
пожалуй, даже слишком очевиден.
– Так вот чем ты занимался? Анонимным сексом с незнакомцами? Отсюда и
джинсы?
– Отсюда, по твоему меткому выражению, и джинсы.
– Звучит как-то очень тоскливо. И безлично.
– Без всякого сомнения. Зато безопасно. Никаких Упивающихся соратников,
никаких бывших учеников, никаких коллег по работе и никаких претензий.
– Так с кем ты последний раз спал? Кроме Люциуса, я имею в виду?
– Понятия не имею. Я не интересовался, как его зовут, а он не спрашивал
меня. Он был доступен, дешев и заражен какой-то дрянью – вероятно,
оттого и дешев. Кончив, я убрался со всей возможной скоростью. Это было
несколько лет назад, и с тех пор я себя больше не утруждал.
– Жестоко, – сочувственно сказал Гарри. – После такого о сексе и думать
не захочешь...
– Ты, как всегда, мастер преуменьшать, Поттер, – без раздражения заметил
Снейп. – После того случая, надо признаться, меня перестало заботить,
встанет у меня когда-нибудь или нет. Секс – это слишком сложно, учитывая
к тому же наше нынешнее положение.
– Верно. Хотя было бы жаль, если бы ты решил насовсем отказаться от
секса. И потом, если тебе нравился Олли – а ведь это было в этом году –
значит, не все так плохо?
– В теории, – последовал ответ, сопровождавшийся чем-то вроде
страдальческого смешка. – Никакой практики.
– А ты не думал о том, чтобы найти постоянного партнера? Кого-то, кто
тебе подходит?
– Никогда не приходило в голову. Бывало иногда, предметом вожделения
становились знакомые люди, но увлечения непременно оставалось
мимолетными. А физическим влечением всегда можно пренебречь до лучших
времен.
– Жаль, я не знал.
– В самом деле. А то бы что?
Гарри вздохнул, отступая со всем возможным в данной ситуации изяществом.

– Ничего, – признал он. – Ничего.
– Так-то.
– Неужели у тебя никогда не было романа, который длился бы дольше, чем
твои деньги?
– Ты забываешь, – самодовольно отозвался Снейп, – что это были – во
всяком случае, когда-то – очень большие деньги. В те времена на них
можно было купить порядочно верности. И порядочно секса. А когда ты
платишь людям за услуги, ты им потом ничем не обязан.
– То есть, их можно использовать и выбросить?
– Именно так. Что абсолютно невозможно в случае так называемых серьезных
отношений.
– Значит, если у тебя с Люциусом не было серьезных отношений, то как это
тогда называлось?
Последовал какой-то горький полусмешок, интимный и одновременно
болезненный, словно прикосновение наждачной бумаги к возбужденной плоти.
Гарри содрогнулся.
– Взаимная выгода. У меня было состояние и прочие материальные блага,
которых жаждал Люциус, а он обеспечивал мне общественное положение,
которым я не обладал. Мне было приятно думать о том, как люди
недоумевают, что же он такого во мне нашел, и знать, что мой сейф в
Гринготтсе по-прежнему полон этого «такого».
– Ну так он был хотя бы страстен? Крут в постели?
– Он был очень требователен, во всех смыслах этого слова. Не было такой
вещи, которую Люциус, раз попробовав, не хотел бы повторить – только на
сей раз дольше, сильнее или жестче. С годами ему становилось мало того,
чем он удовлетворялся раньше, и в конце концов он возжаждал
удовольствий, которые я был не в состоянии обеспечить лично.
– И ты начал снимать ему кого-то?
– В некотором роде. Я обеспечивал ему то, чего он хотел, и обладал
привилегией оплачивать это из собственного кармана. Если тебе любопытно,
Поттер, я продолжал платить за него вплоть до его кончины. Все, в чем ты
когда-либо видел его – или, кстати сказать, его сына – было куплено
мной.
– Переквалифицировался в богатого дядюшку, кошелек для содержанки?
– Омерзительное выражение. Но по сути верное.
– Тогда ты, должно быть, с ума по нему сходил, – тихо заключил Гарри. –
Долгие годы. Прости, что я этого не понял. Северус, мне никогда в голову
не приходило, что это настолько серьезно. Я думал, что это просто
трах... Черт, ты любил его всем сердцем, а потом тебе пришлось его
убить. Ужас... Неудивительно, что ты был потом в таком состоянии...
– Я не любил Люциуса Малфоя, Поттер. Это было бы невероятной глупостью.
– Но...
– Однако следует признать, что я был им совершенно очарован. Или даже
околдован. Он и в этом отношении был больше ведьмой, чем волшебником.
– И ты хотел им обладать, – с грустью заметил Гарри.
– И хотел, и обладал, – холодно ответил Северус. – Люциус Малфой был,
пожалуй, для меня этаким трофеем, вроде красавицы-жены, какими обожают
хвалиться мужья. Сомневаюсь, что мне захочется вновь испытать что-либо
подобное, если я когда-нибудь буду иметь неосторожность ввязаться в
романтические отношения. Я предпочел бы в следующий раз обойтись
чем-нибудь куда менее экстравагантным.
– Если он будет, следующий раз.
– Да. Если он, как ты говоришь, будет.



ПОНЕДЕЛЬНИК
До завтрака
Поттер опять колобродил в предрассветные часы, и, услышав слив в туалете
в третий раз за короткое время, Северус проснулся окончательно в
раздражении, справиться с которым оказалось ему не под силу. Он без
труда сочувствовал несчастной Минерве, когда ей всю ночь не давал уснуть
омерзительный вой под окном, а ее глухой сосед пребывал в счастливом
неведении; теперь же, избавив бедную женщину от напасти, он оказался
совершенно не в состоянии оценить злую насмешку судьбы: ему самому не
давал спать неугомонный Поттер.
– Послушай, дорогой мой, ты что, не можешь усидеть на одном месте дольше
пяти минут кряду? – буркнул он, даже не пытаясь быть вежливым.
– Прости, – несчастным голосом сказал Гарри, и Северус сразу понял, что
дело неладно и его компаньона не просто мучает обычная бессонница. –
Сначала меня дождь разбудил, а потом у меня что-то живот разошелся.
– Мочевой пузырь или кишечник? – бестактная практичность, заставляющая
сразу перейти к сути дела.
– Э-э... я... ни то, ни другое. Но меня подташнивает, а если и удается
заснуть, то начинаются жуткие кошмары.
Было очевидно, что о сне на некоторое время придется забыть. Глубоко
вздохнув, Северус сел в кровати, извлекая из глубин памяти приличное
количество медицинского опыта, полученного за долгие годы бесед со
школьниками-симулянтами. Он приготовился к необходимости помочь и
посочувствовать, насколько позволят обстоятельства.
– Какие у тебя еще симптомы?
Гарри застонал.
– Я весь взмыленный, как лошадь, и пульс у меня вдвое выше нормы. И
немного муторно, но это все.
Северус собрал все силы и каким-то образом удержался от любого из дюжины
возможных комментариев относительно поттеровского коэффициента
интеллекта. Даже он не мог позволить себе опуститься настолько низко,
чтобы оскорблять человека, которому явным образом физически плохо. В
конце концов, какой смысл преследовать раненого оленя? Следует
дождаться, пока олень выздоровеет, и уж тогда насладиться охотой вовсю.
– Иди сюда, я тебя пощупаю.
Послышались неуверенные шаги и приглушенное ругательство, когда Гарри
споткнулся обо что-то, что сам же и оставил на полу, – вот оно, высшее
возмездие, подумал Северус. Наконец Поттер, пошатнувшись, неуверенно
притулился на краю постели.
Гарри почувствовал отстраненное прикосновение ко лбу холодной руки,
потом Снейп взял его за запястье и пощупал пульс.
– Полагаю, ты ел мясной рулет к чаю, – заметил он.
– Угу.
– Ну и идиот.
– Я начинаю думать, что это было ошибкой, – признал Гарри.
– Безусловно. Повторяй за мной, Поттер: «Есть мясной рулет в этом
заведении – очень плохая идея».
– Угу, я уже понял, – измученно отозвался Гарри. – Если это от него, ни
за что больше не притронусь к этой гадости. И почему тут кормят такой
дрянью?
– Разумеется, для того, чтобы людям и в голову не приходило остаться
здесь насовсем, – мягко пояснил Снейп. – Речь, конечно, не идет о тех,
кто просто доживает здесь свой век, – как Альбус или Минерва. Но все
остальные должны покинуть Центр при первой же возможности. Слово
«реабилитация» означает, что мы должны снова стать нужными обществу и
найти способ туда вернуться – что принесет пользу как нам самим, так и
окружающим. Самое худшее, что может случиться с бывшим магом или
ведьмой, – это прижиться в Центре настолько, что человек побоится отсюда
уйти. А посему персонал старается внушить нам, что убраться отсюда – в
наших же интересах.
– И ты думаешь, они кормят нас всякой дрянью нарочно? Чтобы нам
захотелось уйти?
– Я предпочитаю думать именно так, чем предполагать, что это результат
элементарной некомпетентности. Ну сам подумай, какая это отталкивающая
альтернатива.
– Хорошо тебе, – с завистью буркнул Гарри. – Тебя ждет новый дом и
карьера в Миртль-хаус.
– Точно, – без энтузиазма отозвался Северус. – Обсуждать «Ромео и
Джульетту» с прыщавыми подростками. Насколько плохи должны быть дела,
чтобы подобную участь счесть переменой к лучшему?
– Похоже, очень плохи, если учесть, какие усилия ты предпринимаешь,
чтобы сбежать отсюда. Или от меня.
– Ты что, в самом деле так думаешь? – взбудораженный Северус поерзал в
кровати. – Что я бегу от тебя?
– А разве нет?
– Нет. Как ни трудно тебе в это поверить, не вся моя жизнь вращается
вокруг твоей персоны. К несчастью, – пояснил он уже спокойнее, – я
совершенно не создан для праздной жизни, хотя мог бы ее себе позволить.
Я просто должен приносить пользу, так или иначе, а учитывая, какими
знаниями я обладаю, было бы глупо хранить их под спудом, как
какому-нибудь сквалыге. Какой смысл умереть, не поделившись полученным
жизненным опытом, который мог бы помочь кому-нибудь избежать тех ошибок,
какие в свое время сделал я?
– А. Не знал, что ты так думаешь.
– Как ни прискорбно, Поттер, для меня преподавание не возможность, а
необходимость. Как имеют обыкновение выражаться твои сверстники, это то,
что я есть.
– Прирожденный учитель, – негромко подытожил Гарри. – Я всегда думал,
что ты по воле случая делаешь не свою работу, но это не так, да? Ты
просто должен учить – или перестанешь быть.
– Как ни странно, но это правда. И, положа руку на сердце, скажи: был ли
за последние восемь месяцев хоть один день, когда ты ничему от меня не
научился?
– Не было, – ответил Гарри, внезапно осознав, что его друг говорит
чистую правду. – Я каждый день узнавал что-нибудь новое. И я не хочу,
чтобы это кончилось, Северус. Я не хочу оказаться тут совсем один, когда
ты уедешь в Миртль-хаус. Неужели ты не можешь остаться? Честное слово, я
буду стараться больше и научусь читать с этой штукой. Я понимаю, что я
тебе не нужен – как любовник, во всяком случае, но ты же сам говорил...
то, что нас связывает, гораздо важнее.
За этой вспышкой последовала долгая, тяжелая пауза. Затем Северус сказал
– так тихо и низко, что его было почти не слышно:
– Я не помню, чтобы я говорил, будто ты мне не нужен.
Обиженный, Гарри был не в силах логически обдумать сказанное: он
чувствовал себя загнанным в угол и продолжал защищаться:
– Нет, говорил! Ты признал, что наши чувства внушают тебе опасения, и
заявил, что все это плохо кончится.
– Да, я в самом деле утверждал нечто подобное. Кроме того, я сомневался,
что мы интересуем друг друга в сексуальном смысле.
– И мы оба знаем, что это неправда!
– И никогда и не было правдой – с моей стороны.
– Значит, ты мне солгал, – обиженно прошептал Гарри. – И солгал, что я
тебе не нужен. Что тебе не нужно... то, что может быть между нами.
– Я знаю, – успокаивающе сказал Снейп. – Трудно поверить, не правда ли,
что слизеринец, бывший Упивающийся Смертью, осквернит свои уста ложью,
особенно пытаясь защитить свое и без того потрепанное сердце?
– Ты солгал!
– Прими это как данность, Поттер: разумеется, я солгал! Что за жизнь я
могу тебе предложить? В моем собственном жизненном багаже наличествуют
только многолетние приношения на алтарь Люциуса Малфоя. Я был ему
абсолютно предан и верен до последнего – и что я получил взамен?! Вряд
после этого можно ставить мне в вину некоторую настороженность!
– Значит, ты его любил?
– До умопомрачения. Но в конце концов он умудрился исцелить меня от
этого.
– Ублюдок.
– Без сомнения. Я бы предпочел, чтобы ты не стал со мной связываться, но
ты, надеюсь, понимаешь, что опасаться чего-то и не хотеть этого или не
нуждаться в нем – совершенно разные вещи. И если ты так уж одержим
желанием не только повторить мои ошибки, но и наделать кучу новых,
возможно, пришло время мне расстаться с собственными опасениями.
– Я... – Гарри вздрогнул. Он неуклюже примостился на краю постели,
по-детски болтая босыми ногами в попытке отвлечься. – Я ведь был прав,
да? Что мы оба нравимся друг другу и что нам стоит попробовать.
– Я искренне сомневаюсь, что стоит, Поттер, – сообщил Северус, словно в
сотый раз пытаясь убедить его не совать руку в огонь. – Прежде всего, мы
наделаем себе еще больше врагов, чем у нас уже есть, причем твой друг
Рональд Уизли возглавит их толпу. Если наутро он узнает, что мы
любовники, то еще до обеда наймет кого-нибудь меня убить.
– Неужели великий Северус Снейп опасается бедного маленького Рона Уизли?
– съязвил Гарри. – Только не говори мне, что собираешься позволить ему
принять такое важное решение за тебя!
– Что за чушь ты несешь! Однако если принимать во внимание твое
благополучие – а я, по какой-то немыслимой причине, склонен это делать –
то неразумно отталкивать твоего старейшего и ближайшего друга, тебе не
кажется?
– Старейшего и ближайшего? – Гарри вдруг вспомнил свой разговор с
Гермионой в баре. «Кто твой лучший друг?» – спросила она, разумеется,
заранее зная правильный ответ, но стараясь, чтобы он это понял и признал
сам для себя. – Не стану отрицать, Рон мой самый давний друг, но давно
уже не ближайший, Северус. По меньшей мере, не в последние месяцев
восемь, а может, и больше.
– Да?
– Да. Ты мой ближайший друг, и ты это прекрасно знаешь. Возможно, самый
близкий за всю мою жизнь. Ты понимаешь меня лучше, чем кто бы то ни
было: Рон, Гермиона, Дамблдор... даже лучше моих родителей, потому они
никогда не знали меня по-настоящему. Рон просто хочет, чтобы я
соответствовал его невесть откуда взявшемуся представлению о том, каким
должен быть лучший друг. И, могу тебя уверить, лучший друг-гей никак не
вписывается в его представления о жизни, между тем как ты...
– ... страдаю от той же болезни, – в голосе было ровно столько насмешки,
чтобы фраза не прозвучала как извинение.
Гарри задумался.
– Вообще-то я собирался сказать, что ты принимаешь меня таким, какой я
есть, но ты прав. Куда легче делить свои недостатки с тем, у кого их и
так полно.
– Quid pro quo (8), Поттер? – Северус не стал утруждать себя и возражать
насчет недостатков: он знал, что это бессмысленно. – Я мирюсь с твоим
несовершенством, а ты с моим?
– Нет. Я говорю о серьезных, настоящих отношениях, как я их понимаю.
Когда люди вместе не потому, что занимаются сексом, а потому, что вместе
далеко не так больно, как порознь. За последние восемь месяцев каждый из
нас мог взять и уйти в любую минуту, но ведь не сделал этого, правда? Мы
предпочли остаться, и сблизились, и начали друг от друга зависеть. Это
уже серьезные отношения, или нет?
– А мне откуда знать? – последовал негромкий ответ. – Есть масса причин,
почему нам не стоит пробовать... Юности и зрелости попросту не место в
одной постели.
Однако попытка сохранить привычные роли преподавателя и студента,
учителя и ученика, тирана и угнетенного в столь несуразный час была
заведомо обречена на провал. Северус и сам не знал уже, почему так
противился: Поттеру было уже за двадцать, он явно с отрочества знал, что
предпочитает свой пол, и, вероятно, был уже поопытнее самого Северуса, к
тому же успел испытать все превратности судьбы на своей шкуре. Поттер
был прав и в том, что за эти месяцы – да и раньше, если не лукавить, –
они не раз доверяли друг другу если не жизнь, то здоровье и рассудок уж
точно. И пока что это себя оправдало; в любом случае, он не намеревался
прогонять несчастного и замерзшего Поттера, если мог предложить хоть
каплю сочувствия.
Подобно движению тектонических плит, одеяло отползло в сторону, открывая
теплое, уютное пространство.
– Залезай.
– Что?
– Залезай, Поттер. Ты что, не только слепой, но и глухой?
– Ты серьезно?
– А почему нет? И, будь добр, соображай быстрее, пока я не отморозил
себе яйца! Тут, знаешь ли, не тропики.
– Ладно. Спасибо, – Гарри втиснулся в узкую постель, прежде чем Снейп
успел бы осознать принятое под влиянием минутного порыва решение.
– У тебя ноги как ледышки, – раздраженно пробормотал тот, пока Гарри
ерзал под одеялом. – И сними этот чертов халат. Он весь сырой и занимает
слишком много места.
– Прости.
Гарри повиновался, сбросив халат на пол. Как ни странно, лекции о том,
что не следует разбрасывать вещи где попало, не последовало.
– Хотелось бы исключить всякое непонимание, Поттер: речь идет только о
тепле и уюте. Секс тут ни при чем.
– И то хорошо, – пробормотал Гарри, устраиваясь поудобнее. – Думаю, от
меня сейчас было бы мало толку.
– Не сомневаюсь. Несмотря на годы вынужденного безбрачия, меня не
настолько припекло, чтобы приставать к человеку, чьи внутренности могут
взбунтоваться в самый неподходящий момент.
– Фу-у...
– Вот именно.
Воспоследовало осторожное перемещение конечностей, когда каждый из них с
преувеличенной любезностью старался не испытывать пределов терпения
другого, после чего Северус прижал Гарри к себе и натянул одеяло обоим
на уши.
– А может... – пробормотал Гарри.
– Тебе удобно?
– Ну...
– Говори, дурень.
– Если мы повернемся, я согрею об тебя свои замерзшие колени.
Северус помолчал, явно ошарашенный.
– И ты полагаешь, что я на это соглашусь?
– О Господи, Северус, – воскликнул Гарри, – просто повернись на другой
бок, и тогда мы, наконец, сможем поспать.
Снейп театрально-глубоко вздохнул и повиновался, чувствуя, как Гарри
почти обыденно прижимается к нему сзади. Он знал об этом юноше каждую
мелочь – от любимой зубной пасты до тайных мечтаний сердца – и не было
никаких причин, почему бы не обниматься с Поттером в этом крошечном
клочке пространства, а если и были, то он успел их позабыть. А все
остальное так манило, и сознание радовалось обещаниям покоя, уюта и этой
странной нежности, что уже возникла между ними. То, что уже
существовало, было настолько лучше, чем Люциусово былое кричащее
хвастовство... Сейчас ему только и нужно было, что тихое чувство да
крепкий сон, который тихо сматывает нити с клубка забот (9). И где еще
он мог найти такое благословение, как не в объятиях этого абсурдного
мальчишки, который пробрался в его жизнь тайком, влез в душу не
разуваясь и явно решил обосноваться там насовсем?
Он провел пальцами по замерзшей руке Гарри – на удивление волосатой, за
исключением одного только клочка поврежденной кожи, где волосы
отказывались расти снова.
– Ты знаешь, – сонно спросил он, рассеянно водя пальцами туда-сюда,
словно потеряв над ними власть, – что у тебя на левой руке шрам в форме
буквы J?
– Угу.
– Откуда он?
– Понятия не имею. Может, каким-нибудь осколком после взрыва задело?
– А ты не помнишь?
– Нет. Тебя спрашивать, я так понимаю, тоже без толку?
– К сожалению, да. Я в тот момент был немного занят – убивал своего
любовника и его несносного отпрыска.
– Чем оказал миру большую услугу, Северус.
– И поэтому, разумеется, мне было легче расщепить их на первоэлементы.
– Я понимаю...
– Ну и хорошо. А теперь спи, ребенок. Или тебе рассказать сказку на
ночь?
Гарри нашел и крепко стиснул руку Северуса, переплетя пальцы, а потом
прижался холодной ступней к его щиколотке. Поняв, что его не
отталкивают, он принялся медленно водить ногой туда-сюда, и это мерное
движение, казалось, окончательно лишило сопротивления угловатое тело в
его объятиях.
– Сказку, – потребовал Гарри, утыкаясь лицом в теплые пряди приятно
пахнущих волос и ровно дыша Северусу в загривок.
– Ну хорошо. О чем? О львах? О троллях?.. Заходят оборотень, мартышка и
василиск в паб... (10)
– О нас. О тебе и обо мне.
– А. Я не в состоянии говорить о тебе, Поттер. Я знаю только о себе.
– Тогда говори о себе, – на сей раз Гарри потерся носом о Северусов
затылок, а потом тот почувствовал легкое касание сухих губ.
– Обо мне... Что ты хочешь знать?
– Кто ты, Северус. Я хочу знать, кто ты и почему... почему все.
– У меня для тебя нет ответов, – задумчиво отозвался тот. – Если ты
полагаешь, что я знаю, кто или почему, ты наделяешь меня большей
мудростью, чем мне суждено обладать.
– Вот это мой Северус. Я наконец затащил тебя в постель, а ты все равно
разговариваешь, как по учебнику.
– Это потому, что у меня нет своих слов. Чтобы рассказать тебе о себе,
мне придется одалживать чужие.
Гарри придвинулся ближе, старательно прижимаясь к горячему,
гостеприимному телу всем своим существом. В этом не было ничего
сексуального, он искал только уюта и тепла – чем больше, тем лучше,
слушая дождь и напоминавший звуки маримбы звон «поющего ветра» – в
темноте, которой никогда, никогда теперь не будет конца. Он устал быть
один, устал сражаться с невидимым противником, а худое тело в его
объятиях и резковатый запах кожи Северуса приносили успокоение. Кем бы
они ни были раньше, теперь они стали другими – и зависели друг от друга,
потому что все остальное было в той или иной степени потеряно.
– Валяй, одалживай.
– Ну если ты настаиваешь...
Последовало короткое, задумчивое молчание, одинокое раздумье, а затем
Снейп принялся размеренно читать на память:
Что за уста касались губ моих,
Когда, зачем?.. Я забываю снова.
И рук объятья чьи? А тень былого
Стучит со струями дождей косых
В стекло упрямо и ответа ждет.
И в сердце боль глухая шевельнется
О тех, кто больше рядом не проснется,
Ко мне во тьме со стоном не прильнет.
Так дерево стоит среди снегов –
Без птиц немо, уныло и раздето,
Не зная, что ему покоя не дает.
Я не скажу: любви обманчив зов,
Я знаю только: прежде пело лето
Во мне, пусть тихо, ныне – не поет. (11)
– Ох, Северус...
– Цыц.
– Я не хочу, чтобы ты был одинок...
– Я не думаю, чтобы я не был – хоть когда-нибудь. И прошло столько
лет... я весьма сомневаюсь, что еще помню, как кого-нибудь любить. Тебе
бы следовало избавить себя от мучительной проверки, если можешь.
– Нет. Я хочу знать.
– Неутолимая жажда знаний, мистер Поттер?
– Нет, профессор, – признал Гарри, целуя его за ухом. – Просто проклятое
гриффиндорское неумение не будить лихо – и Мастеров Зелий – пока они
спят.



Несмотря ни на что, Северусу все же удалось немного подремать, прежде
чем по коридору разнеслось предупреждающее громыхание тележки с
завтраком.
– Сосиски. Опять эти чертовы сосиски, – сказал Рон кому-то прямо за
дверью их палаты. – Никто их никогда не ест, и в конце концов их скормят
свиньям. Такое ощущение, что эти самые сосиски уже побывали свиньями в
трех поколениях. Гарри, Северус, вы одеты?
– Пошел в задницу, Уизли, – отозвался Снейп, чувствуя, как с его плеча
приподнялась неизвестно как туда попавшая голова и тут же улеглась
обратно.
– Вежливо, нечего сказать.
Северус невнятно пробурчал что-то себе под нос, но, услышав, как Рон
поворачивает дверную ручку, крикнул еще раз:
– Я серьезно, Уизли. Пошел в задницу.
– Он обидится, – тихо сообщил Гарри, впрочем, без тени упрека.
– И очень хорошо. Чем раньше я выберусь отсюда и избавлюсь от
необходимости полагаться на милость Рональда Уизли, черт бы его побрал,
тем лучше. Более того, – заметил Снейп с характерной ноткой похоронного
юмора, – я буду счастлив, если вообще никогда больше его не увижу.
– У тебя есть все шансы, что твое желание исполнится, – уныло сказал
Гарри.
– Так что, вы не хотите завтракать?
– Нет, Рон, отстань, – крикнул Гарри сквозь дверь. – Мы заняты.
– А, – донеслось из коридора. Последовала пауза, а потом до Рона дошло:
– Черт побери! Какая га... нет, лучше не говори мне ничего.
– Какое живое воображение, – лениво заметил Северус. – Как будто я бы
стал с ним разговаривать, если бы был занят тобой.
– И как будто я бы тебе позволил.
– Он не очень хорошего о нас мнения, не правда ли?
– Я вернусь через полчаса! – заорал Рон. – И что бы вы ни делали, лучше
бы вам с этим покончить, потому что я все равно войду!
– А вот теперь даже Альбус Дамблдор – без сомнения, самый глухой из всех
местных пациентов – в курсе, чем именно, по мнению Рона Уизли, мы
заняты.
– В задницу Рона... – пробормотал Гарри.
– Спасибо за предложение, но вряд ли мне когда-нибудь будет настолько
невтерпеж.
– Он нам оставил не очень-то много времени...
– Достаточно, – ответил Северус, – учитывая, что я не имею ни малейшего
желания воплощать в жизнь грязные фантазии Уизли.
– Я думал, ты хочешь, – Гарри засунул руку Северусу под рубашку, проведя
ладонью от худого колена к волосатому бедру. – Судя по тому, как ты
хвастался своим мужским достоинством...
Северус перехватил руку за мгновение до того, как Гарри успел
подобраться к его члену и проверить упомянутые утверждения
самостоятельно.
– Может, и хочу, – признал он, как будто впервые произнося эти слова. –
Что не имеет ни малейшего значения, потому что я отказываюсь заниматься
сексом в этой благотворительной чертовой дыре, когда твой дружок-гомофоб
подслушивает под дверью.
– Наверное, в этом есть смысл, – неохотно согласился Гарри.
– Безусловно, есть. А посему я тебе советую либо немедленно сказать пару
ласковых своим детородным органам, либо пойти в ванную и разобраться там
со своей «маленькой проблемой», которую ты пытался засунуть мне в анус,
пока я отвлекся.
– А, ты заметил?
– Право слово, Поттер, ты что думаешь, меня настолько увлекают звуки
собственного голоса, что я в состоянии не заметить такой впечатляющий...
я бы даже сказал, внушительный... член, тычущийся мне в задницу?!
– Внушительный?
– И весьма привлекательный, – с явным сожалением заметил Северус. – Но
сейчас не время и не место. Будь уверен, Поттер: если я когда-нибудь и
позволю тебе меня трахнуть, я намереваюсь расслабиться и получить
максимум удовольствия – и уж точно обойтись безо всяких уизлиподобных
посторонних.
– Любишь быть снизу, а? – поинтересовался Гарри, отстраняясь и поправляя
пижаму, чтобы вернуть на место фланелевую преграду между своим членом и
искушавшими его ягодицами. – Я всегда думал, ты предпочитаешь быть
сверху. Мне никогда не приходило в голову, что Люциус может оказаться из
тех сладких мальчиков, которые в постели превращаются в агрессивную
скотину.
– Агрессивная скотина – это весьма точное описание Люциуса, – ответил
Снейп. – К твоему сведению, все его помешательство на одежде не имело
ничего общего с сексуальностью. Это был вопрос имиджа, власти, а также
выражение его феноменальной малфойской заносчивости. Он никогда не был
покорной маленькой шлюхой и равно любил как пассивную, так и активную
роль, причем иногда в самой грубой форме. В общем, надеюсь, ты понял,
Поттер: я привык, что меня используют, однако сей факт не означает, что
мне это нравится.
– Когда-нибудь ты все-таки оговоришься и назовешь меня по имени, – уныло
заметил Гарри и добавил: – Хорошо, Северус, я понял. Ты предпочитаешь
равные возможности в постели.
– Что следует учесть любому потенциальному партнеру.
– Будем считать, что ты меня предупредил, – твердо ответил Гарри. – Мне
тоже, в общем, все равно, я одинаково люблю и то, и другое.
– Неужели. Возможно, у нас есть будущее, мистер Поттер.
– Да, профессор, вероятно, мы наконец сдвинулись с мертвой точки. А
теперь, – объявил Гарри с невеселым смешком, – если я кому понадоблюсь,
я буду в ванной.
– Хорошо.
– Дрочить.
– В самом деле.
– Под очень холодным душем.



После завтрака
Все было спокойно полчаса спустя, когда вернулся Рон, принеся с собой
несколько подгоревших тостов, жалкие остатки масла и нечто, что звалось
вареньем из манго. Северус полагал, что оно с манго даже не встречалось
ни разу в жизни, не то что варилось с ним вместе.
– Успели поразвлечься? – проворчал Рон, и Гарри безо всякого зрения
представил себе лицо своего некогда лучшего друга: под растрепанной
рыжей челкой хмурая и недовольная гримаса, а на малиновых от неловкости
щеках – гневные почти фиолетовые пятна.
– Очень даже, – восторженно сказал он. – Правда, Северус?
– То было одно из высших наслаждений, доступных человеку, – спокойно
отозвался Снейп. – И хотя спина у меня уже не та, что прежде, а Поттер
явно склонен лягаться по ночам, мы подумываем о том, чтобы потребовать
двуспальную кровать.
– Ни в жизнь. Это только для женатых пар.
– Право же, мистер Уизли, разве можем мы с Поттером быть более женаты? –
вопросил Северус фальшиво-рассудительным тоном. – Мы едим, спим и
работаем вместе на таком клочке пространства, которое в нормальных
обстоятельствах едва сгодилось бы на чулан для метел. Мы близки во всех
смыслах этого слова. Я вас уверяю, пара слов на какой-то бумажке вряд ли
могут изменить природу наших отношений.
– Начхать я хотел на природу ваших отношений, Снейп, – зло ответил Рон,
– но если вы думаете, что я буду потворствовать всему этому и добуду вам
кровать, вы сильно ошибаетесь.
– Что, Рон, тебя все-таки не взяли на работу? – язвительно
поинтересовался Гарри.
– Что?
– Ну, если бы ты собирался свалить отсюда, тебе было бы плевать, как мы
спим.
– Знаешь, что я тебе скажу? Мне и так плевать, но правила есть правила,
и за мной следят.
– О, вот тот дух, который обеспечил нам победу над Волдемортом, – кисло
заметил Северус. – В самом деле, проще склониться перед мелочными
бюрократами и их гомофобией, чем помнить, что пациенты сего
благотворительного заведения – живые люди со своими желаниями и личной
жизнью. Между прочим, у Альбуса и Минервы есть двуспальная кровать.
– Между прочим, они состоят в браке – и состояли в нем еще до Потопа, –
огрызнулся Уизли, демонстрируя некоторые задатки остроумия. – Причем
один из супругов – женского пола.
– Да что вы говорите! И кто же именно?
Услышав столь явное – с его точки зрения – свидетельство неуважения, Рон
поперхнулся, но затем продолжил тем же поучающим тоном:
– Брак создан, чтобы соединять мужчину с женщиной. Двое мужчин не могут
вступить в брак, следовательно, им не положена двуспальная кровать в
Хогсмид-холле. Все очень просто.
– Ошеломляюще просто и, как всегда, ошеломляюще неверно. Как ты думаешь,
Поттер, стоит нам передать это дело нашему юристу? Она, мне кажется,
любит хороший вызов.
– О, Северус! – отозвался Гарри с таким обожанием в голосе, что не было
сомнений: он еще и ресницами хлопал для пущего эффекта, специально для
Рона Уизли. – Это просто замечательная мысль. Я думаю, дело того стоит.
– Не впутывайте сюда Гермиону, – зарычал Рон, явно из последних сил
держа себя в руках.
– Я боюсь, – с издевательской любезностью сообщил Северус, – что
удержать ее будет совершенно невозможно. Как вы хорошо знаете, Гермиона
Грейнджер – известный борец за права человека. Я думаю, она с
удовольствием возьмется вести дело в суде – это создаст такой
прецедент... Ведь в наше время состоящие в порочных однополых связях
люди имеют наглость наслаждаться практически равным общественным
положением по сравнению с добропорядочными гетеросексуальными
обывателями. Так что ваши личные предрассудки, как и предубеждения
управляющих Хогсмид-холла, не имеют совершенно никакого значения.
– Гермиона давно пыталась свести нас с Северусом, – спокойно вмешался
Гарри. – Ты собираешься воевать и с ней тоже, Рон? Смотри, это тебе же
выйдет боком.
– Кроме того, думаю, стоит вам напомнить, что она пользуется большим
уважением среди руководства Центра. Не думаю, что вы долго здесь
удержитесь, если, скажем, на вас будет подана официальная жалоба, –
добавил Северус безапелляционным тоном человека, абсолютно убежденного в
собственной неопровержимой правоте.
– В задницу эту работу! – взревел Рон. – И тебя заодно, Снейп.
– Мой дорогой мистер Уизли, – сладко отозвался Снейп голосом тягучим,
как карамельный соус, медленно стекающий с шоколадного десерта, – вы,
безусловно, можете попытаться, но полагаю, быстро убедитесь, что право
первой заявки принадлежит Поттеру.
– Ты и в самом деле порочен, – тихо усмехнулся Гарри, когда Рон ушел.
– Благодарю. А ты изображаешь полное обожание так, что почти удается
тебе поверить.
– А я тебя и в самом деле обожаю. Только не вздумай возгордиться.
– Как будто ты мне дашь.
– Тоже верно, – Гарри приумолк в задумчивости. – Он так и будет всю
дорогу нам мешать и путаться под ногами.
– В противном случае он не был бы Роном Уизли.
Гарри оставил это замечание без ответа и после долгой паузы
поинтересовался:
– Так что ты решил насчет свадьбы?
– Ровно то, что, по твоему мнению, я должен был решить, еще когда ты
сделал это смехотворное предложение, – насмешливо отозвался Снейп.
– Ты пойдешь? И будешь хорошо выглядеть?
– Пойду. И буду, раз уж ты так настаиваешь, хорошо выглядеть.
– Да, настаиваю. Мы засядем с близнецами, Биллом и его парнем и будем
отпускать грубые шуточки насчет гетеросексуалов.
– Если пожелаешь, – вкрадчиво предложил Северус, – я даже могу швыряться
хлебными шариками в викария.
– Тебе нравится мучить Рона.
– Это цель всей моей жизни, – признал Снейп. – И некоторое возмещение
морального ущерба, нанесенного мне многими поколениями хогвартских
студентов.
– Неужели мы были так ужасны?
– Что ты хочешь от меня услышать? Что ты отличался от других, и я
влюбился с первого взгляда на твоем распределении? Жаль тебя
разочаровывать, Поттер, но ты тогда был таким же маленьким засранцем,
как и все остальные, плюс к тому – сыном людей, которых я в свое время
терпеть не мог. Вряд ли я мог предположить, что ты в будущем
окажешься... более или менее сносным компаньоном.
– Более или менее сносным? Ты только что, считай, заявил Рону, что мы
женаты, и позволяешь ему думать, что мы занимаемся бог весть чем под
покровом ночи, но не можешь найти для меня других слов?
– Ну, ты еще необидчив, – хмыкнул Снейп. – И иногда даже почти кроток.
– А ты невыносим, – отчаявшись, Гарри помотал головой. – Ты меня любишь
и сам это понимаешь. Так какого черта ты не можешь в этом признаться?!
– Бога ради, Поттер, стал бы я выставлять себя идиотом в глазах
безмозглого ничтожества вроде Уизли ради человека, которого я, по
меньшей мере, не мог бы любить?
– Не похоже на то, – согласился Гарри. – Но еще меньше похоже, чтобы ты
когда-нибудь согласился подпустить меня к себе. Я не Люциус Малфой,
Северус.
– Правда? Я каким-то необъяснимым образом умудрился не обратить на это
внимания, – Северус предпринимал явные попытки избавиться от привычного
горького сарказма. – И эти сравнения с Люциусом в высшей степени
неуместны, – добавил он твердо. – Он тебе не соперник, и не только
потому, что давно мертв, а ты жив. Безусловно, ты далеко не так хорош
собой и не так элегантен, но зато ты вряд ли собираешься мне изменять
направо и налево со всеми встречными обоего пола, а потом безудержно
этим хвастать.
– Это точно, – охотно поддакнул Гарри. – Такой уж я однолюб.
– И тем более, надеюсь, ты не собираешься соблазнять меня под видом
Гилдероя Локхарта и таким образом испытывать мою верность.
– Фу. Это, наверное, было мерзко.
– Что это на самом деле Люциус, я выяснил только много месяцев спустя. А
тогда я знал только, что имею дело с пьяным кретином, который упорно
пытается стащить с меня штаны. К счастью, я не находил в этом фигляре
привлекательным ровным счетом ничего, чем и продемонстрировал Люциусу
свою непоколебимую верность. Он меня вознаградил очаровательнейшим
образом, переспав с Локхартом сам.
– Вот уж не думал, что Локхарт...
– Поверь мне, Поттер, мало кто из мужчин мог отказать Люциусу, когда тот
пускал в ход женские чары, – даже законченные гетеросексуалы. А Люциус
всегда получал, что хотел. Не знаю, пытался ли он еще раз соблазнять
меня с помощью полиморфного зелья, но это весьма возможно.
– Тот случай с Драко?
– Не исключено.
– Вообще-то на него похоже.
– Пожалуй.
– В любом случае, не беспокойся, – утешительно сказал Гарри. – Я не
собираюсь как бы то ни было проверять тебя, и надеюсь, что ты меня тоже
не станешь. Я и так не буду тебе изменять, что бы ни случилось.
– А, – вздохнул Северус с некоторым удовлетворением. – Тогда мне,
вероятно, следует попытаться быть таким человеком, верность которому
тебе не будет в тягость.
– Просто будь собой, зловредный ты ублюдок, – фыркнул Гарри, – мне
всегда этого хватало. И не вздумай меняться.



Когда они пили кофе, явился Люпин.
– Говорят, вы тут перебудоражили весь персонал, – усмехнулся он,
устраиваясь в изножье Северусовой кровати. – Ваши обычные выкрутасы или
что-то новенькое, о чем я должен знать?
– Данный вопрос содержит в себе ответ, директор Люпин, – шелковым
голосом заметил Снейп, – и предполагает, что вы и так знаете то, что вам
предположительно должны рассказать.
– Северус, вряд ли тебе удастся сбить с толку меня, – сказал тот. – И
честно говоря, ваше решение начать бурную интимную жизнь интересует меня
лишь постольку, поскольку вы оба мои близкие друзья и я весьма доволен,
что вы наконец нашли друг друга. Однако я вынужден просить вас пощадить
Рона Уизли, ибо меня заботит его душевное здоровье.
Северус приподнял брови, пытаясь угадать причину этой необычной просьбы.

– С какой стати, не мог бы ты сообщить?
– Ну... – неловко начал Люпин, – ты же знаешь, он не очень счастлив тут,
и в субботу я беседовал с ним насчет работы в Миртль-хаус. Он только что
мне сказал, что согласен. Должен признать, что рад этому. Рон как раз
тот человек, что мне сейчас нужен: молодой, оптимистичный и вообще
хороший пример детям.
– А что он будет вести? – поинтересовался Гарри сдавленным голосом, хотя
ни за что в жизни не признался бы почему. – Историю? Что-то я не помню,
чтобы он ее хорошо знал. Как и иностранные языки, если уж на то пошло.
– О боже мой, нет, конечно, – засмеялся Люпин. – Я в здравом уме, Гарри,
и никогда бы не предложил Рону работу преподавателя. Со своим
темпераментом он вряд ли выдержит такую нагрузку. Нет, ему нужно что-то
более подвижное. Смотритель, садовник – что-то в этом роде. Там есть
небольшой коттедж, вроде хижины Хагрида, думаю, он поселится там. Он
собирается завести кур и собаку, а если решит обзавестись семьей, то там
найдется место для жены и детей.
– Очаровательно, – протянул Северус, чувствуя, что Гарри сейчас вряд ли
в силах ответить. – Хорошо, господин директор, по вашей просьбе я
проявлю к нему некоторое снисхождение, пока он не устроится на новом
месте. Однако я сохраняю за собой право мучить его в дальнейшем.
– Думаю, это справедливо, Северус, – Люпин помедлил, только сейчас
заметив, что второй из его собеседников перестал принимать участие в
разговоре. – Гарри, ты же не расстраиваешься? Что я предложил Рону
работу? Я знаю, тебе будет его здесь не хватать...
– Конечно, не расстраиваюсь, Ремус, о чем речь! – выпалил Гарри. – Я
хочу, чтобы у Рона была работа, которая ему нравится, а это звучит
просто идеально. А насчет скучать... ну, в последнее время мы больше
путались друг у друга под ногами.
– Он мне так и сказал.
– Вот я и думаю, сможем ли мы достаточно избегать друг друга, если я
соглашусь на работу, которую ты мне предлагал.
Из угла, где сидел Северус, донеслось изумленное восклицание, но Люпин
воспринял новость с завидным спокойствием.
– В конечном счете это, разумеется, зависит от тебя, поскольку
преподаватели живут в самой школе, и я сильно сомневаюсь, что вы с ним
будете часто встречаться. Может быть, как раз настолько, чтобы помнить,
почему когда-то подружились.
– Это было бы неплохо, – задумчиво сказал Гарри.
– В таком случае, скажи, пожалуйста, на каком предмете ты остановил свой
выбор?
– На компьютерах, Ремус, – смущенно ответил Гарри. – Думаю, у меня
получится. И мне придется освежить знания по математике, так что если бы
ты мог подобрать для меня какие-нибудь курсы и по тому, и по другому...
– Конечно. И я без труда найду временную замену, пока ты будешь
доучиваться. Должен признаться, что ты снял с моих плеч большую тяжесть.
Я всерьез опасался...
– Извини, Ремус, это еще не все.
Люпин, чей поток энтузиазма был прерван этим заявлением, довольно
неплохо представлял, что сейчас услышит, и, втайне от обоих
собеседников, позволил себе улыбнуться во весь рот – мол, я же
говорил... Он всегда был уверен, что дело этим кончится.
– Я хочу жить с Северусом. И двуспальную кровать.
– Хорошо.
– Что, вот так просто? И нет никаких правил против этого?
– Откуда? Правила сочиняли мы с Северусом, и никто из нас не собирался
ущемлять права тех преподавателей, кто предпочитает однополые отношения.
Согласись, это было бы лицемерно с нашей стороны.
– Я ведь, кажется, говорил тебе, Поттер, – любезно заметил Северус, –
что Миртль-хаус предоставляет жилье преподавателям, их супругам и их
несовершеннолетним детям.
– Ну да... – он не очень понимал, какое это имеет отношение к делу.
– Ты более чем отвечаешь этим требованиям, Гарри, – пояснил Ремус. –
Прежде всего, ты будешь преподавателем сам, а следовательно, можешь
решать, где тебе жить. И я готов считать вас супругами, если вы,
конечно, оба этого хотите.
– Да, – резко сказал Снейп без объяснений и оправданий, просто приняв
решение.
– Гарри?
– Да... – тихо и почти испуганно отозвался тот, словно не веря, что все
может быть так просто.
– Слишком много всего сразу, да? – сочувственно спросил Ремус. – Ну,
никто тебя не торопит. Как-нибудь загляни в школу с Северусом,
пройдешься по комнатам, которые он выбрал, и скажешь мне, не нужно ли
чего поменять. Я так понимаю, вы оба предпочли бы переехать как можно
скорее? Кажется, местную кухню нельзя назвать...
– ... съедобной, – проворчал Северус. – Ее нельзя назвать съедобной,
Люпин.
– Да, для такого разборчивого человека, как ты, это должно быть сущей
пыткой, – согласился Ремус. – Ладно, я побежал, у меня еще куча дел,
знаете ли. И, Северус...
– Да?
– Поздравляю, старина, – по звукам Гарри понял, что его только что
обретенный спутник жизни обменялся с Ремусом более или менее неуклюжим
рукопожатием. – Я всегда считал, что ты своего добьешься, даже если ты
сам в это не верил. Кстати, Гарри... Помнишь, что любил повторять
Альбус: мы – это выбор, который мы делаем?
– Да, а что?
– Ты выбрал правильно, – Ремус внезапно осекся, будто осознав, что
сказал много больше, чем следовало. – Послушай, проводи меня до выхода,
а? Я хочу тебе кое-что сказать по дороге, – Гарри слышал, как Люпин
встал и пошел к двери, а потом нерешительно замер на полпути, дожидаясь,
пока Гарри тоже поднимется и его догонит.
– Я сейчас вернусь, Северус, – сказал Гарри.
– Можешь не торопиться, – в бархатном голосе прозвучало легкое
ошеломление. – Я никуда отсюда не денусь.



– Он и в самом деле никуда не денется, – заметил Ремус, выпихнув Гарри в
коридор. – Ты хоть представляешь, сколько он тебя ждал?
– Он – меня?! – воскликнул Гарри. – Да это я за ним бог весть сколько
гонялся, Ремус! Он мной никогда не интересовался.
– Ошибаешься. Северус пропал с самого начала, если верить Минерве, а она
мне это рассказывала, еще когда я вел в Хогвартсе ЗОТИ... сколько, уже
девять лет назад, да? Он с ума по тебе сходил и из последних сил
отказывался признаваться в этом даже себе. Минерва считала, что это
очень мило. Конечно, никто тогда не мог знать, что ваши предпочтения
совпадут, и все думали, что, когда ты вырастешь, его увлечение пройдет
само собой, – однако, как видишь, не прошло.
– Черт побери, Ремус! Ну почему мне никто ничего не сказал? Почему мне
вообще никто ничего никогда не говорит?! А он знал, что ты знаешь... что
я ему нравлюсь?
– Полагаю, да. Во всяком случае, придя в себя после взрыва, он первым
делом спросил меня, по-прежнему ли у тебя такие красивые зеленые
глаза... и я понял, что ничего не изменилось.
Гарри надолго умолк. В конце концов после долгой паузы он спросил:
– А что ты ответил? В смысле, по-прежнему ли у меня красивые зеленые
глаза?
Ремус уверенно взял его за плечи и развернул, подставляя лицо свету, так
что Гарри ощутил на щеках прикосновение бледного зимнего солнца. Даже
теперь, в солнечных лучах, он не видел ничего – даже не ощущал разницы
между светом и тенью, которую непременно должен был отбрасывать на него
Ремус, заглядывая ему в глаза.
– Они все такие же зеленые, – наконец ответил тот, – и такие же
красивые, хотя теперь затуманенные, а не ясные. Это придает тебе
загадочности, и я думаю, Северусу бы очень понравилось, если бы он мог
тебя видеть, – Ремус приумолк. – Он седеет, Гарри, и сильно похудел, и
нос теперь заметен еще больше. Он выглядит усталым... и ты ему очень
нужен.
– Я сделаю все, что смогу, Ремус. Если он мне позволит.
– Позволит. Мне кажется, он настолько устал за тобой бегать, что наконец
решил уступить и дать тебе его поймать. Он останется с тобой до конца
дней своих, Гарри, хочешь ты того или нет. Он очень преданный человек...
будь уверен, что ты этого заслуживаешь.
Он похлопал Гарри по плечу и отошел на пару шагов, потом вдруг резко
остановился и развернулся.
– Кстати, я слышал ваши планы испортить свадьбу Вуда и Уизли, – к
изумлению Гарри, сказал он. – Ты же знаешь, что если бы Сириус был жив,
он бы обязательно к вам присоединился. Он отлично лепил хлебные шарики и
вообще был незаменим в любой ситуации.
– Да, Ремус, я знаю.
– Почти как Северус – особенно в тяжелую минуту.
– Спасибо, Ремус.
– Просто будь счастлив, Гарри, – сказал Люпин и отправился прочь, уже
больше не останавливаясь. – Это главное, чего все мы когда-то хотели.



Проводив Ремуса, Гарри медленно вернулся в палату. Там царила тишина,
которую нарушало лишь негромкое гудение читального аппарата и тихое
шуршание рукава, когда Северус поправлял страницу или возвращался назад,
чтобы перечесть строку. Гарри просто сел и тихо ждал, позволяя тишине
вырасти настолько, чтобы стать невыносимой. Они вечно затевали эту игру,
когда обоим хотелось выговориться, но никто не желал начинать первым.
– Значит, Уизли будет новым Хагридом, – наконец сказал Снейп, словно
продолжая предыдущий разговор. Его интонации никак не подсказывали, что
между ними произошло хоть что-то важное – не то что в последние
несколько часов, но и за долгие годы до этого.
– Ему понравится, – тихо ответил Гарри. – Возиться со зверьем,
что-нибудь сажать, чинить и красить... он всегда умел делать такие вещи
– куда лучше, чем общаться с людьми. На что хочешь спорим, через пять
лет он обзаведется бородой и по меньшей мере парой детей.
– Но не с Гермионой Грейнджер.
– Думаю, нет. Не представляю, чтобы она согласилась на эту сельскую
идиллию вместо того, чтобы заниматься юридической практикой в
каком-нибудь мегаполисе и зарабатывать... сколько сейчас зарабатывают
юристы?
– Совершенно неприличные суммы. Но ей придется очень много работать.
– У нее все получится. И может быть, она сможет иногда заезжать в
Миртль-хаус... мы устроим ее на диване или на чем-нибудь вроде того?
– В школе есть комнаты для гостей, но если ты захочешь, можем держать
раскладушку у меня в кабинете для некоторых особенно близких друзей.
– Расскажи мне про наши комнаты, Северус, – об этом можно было говорить
без опаски, не касаясь чувств и переживаний, зато это позволяло
представить, на что будет похожа их будущая жизнь.
Правой рукой Гарри нашарил плечо сидящего у стола Снейпа и,
ссутулившись, наклонился, прижимаясь к нему сзади, прислоняясь щекой к
шее и обнимая его. Когда Северус заговорил, Гарри не только слышал, но и
чувствовал все сказанное, и впервые с тех пор, как познакомился с
легилименцией, он по-настоящему понял, что такое делить с кем-то
сознание... и что интимные отношения – лишь малая часть любой настоящей
близости. Физическое удовлетворение можно найти как в одиночестве, так и
с любым согласным на это человеком, однако теперь ему открывалась
близость такого рода, какой ему прежде был совершенно неведом. И едва он
прекратил идти на поводу у влечения и стал принимать решения
сознательно, как начал понимать все то, о чем Северус твердил ему долгие
годы.
– У нас большая гостиная с камином на первом этаже, – медленно начал
Северус. – Там тихо, и Люпин утверждает, что солнечно. В сад выходит
дверь, и снаружи есть место, чтобы поставить стол и стулья. Есть кухня,
чтобы мы могли готовить сами, если захотим. Спальня большая и
прохладная, и при ней крошечная ванная, но я настоял, чтобы там все-таки
была ванна.
– А место для двуспальной кровати? В спальне, я имею в виду? – уточнил
Гарри, зная, что иначе со Снейпа станется ответить точно на поставленный
вопрос, не больше и не меньше, просто из вредности.
– Думаю, найдется, надоедливый ты мальчишка, – вздохнул тот.
– И ты говорил, что у тебя есть кабинет?
– Совсем крошечный. Кажется, раньше это была кладовка. Узкая комната со
скошенным потолком, уходящим под лестницу. Я собирался втиснуть туда
свой письменный стол.
– А мой?
– А что, ты действительно собираешься работать? – насмешливо спросил его
компаньон.
– Ну, всякое бывает, – Гарри пожал плечами. – И мне понадобится эта
шутка... компьютер.
– Ну ладно, – опять вздохнул Северус. – Думаю, если вынести часть
книжных стеллажей в прихожую, то в нише в гостиной поместится твой стол.

– И еще я хочу кошку.
– Чтобы я спотыкался об нее по ночам, а псина Уизли гоняла ее по всему
саду?
– Хочу кошку, – уперся Гарри.
– Ну раз ты так настаиваешь. Только не называй животное ни Локхартом, ни
Люциусом.
– Не волнуйся. Я назову ее Хедвиг.
– Тогда не забудь удостовериться, что это не кот.
Тяжелая ладонь Снейпа легла на левую руку Гарри, и он вдруг понял, что
знает, откуда взялся этот загадочный шрам: его вполне могли оставить
совиные когти. Бедное создание, вероятно, было в один миг сожжено заживо
вспышкой неконтролируемой стихийной магии. К счастью, Гарри это,
кажется, не приходило в голову, а Северус совершенно не собирался
делиться с ним своей догадкой. Более того, он предпочел бы, чтобы Гарри
никогда об этом не узнал, если получится.
«Осколком после взрыва задело, как же...»
– Я знал, что ты согласишься, – Гарри ненадолго замолчал, а потом сказал
тихо: – Прости, что я не могу быть тебе Люциусом. Тем, которого ты любил
и каким ты его считал.
– Поттер, его никогда не существовало, – ответил Северус. – Не больше,
чем Оливера, в которого ты был влюблен. Мы оба были жертвами обмана,
сознательного или невольного, и, думаю, каждый из нас был по-своему рад
обманываться.
– Угу. Я сам себя пытался сбить с толку, правда? Я не доверял своим
чувствам к тебе и хотел, чтобы вместо тебя это был Оливер. Ты был всегда
рядом, неизменной частью жизни, и мне казалось, что это недостаточно
романтично. И откуда я мог знать, как ты ко мне относишься, Северус? Ты
всегда чертовски хорошо это скрывал.
Северус опустил голову на их сплетенные руки.
– Я так понимаю, директор Люпин, как говорится, сдал меня с потрохами?
Похоже, он собирается всерьез соревноваться со своим прославленным
предшественником в невыносимом искусстве манипулировать людьми.
– Похоже на то, – весело согласился Гарри. – Но он только пытается
помочь и хочет, чтобы мы были счастливы.
Северус испустил глубокий вздох, как будто признавая окончательное
поражение.
– Тогда ты все знаешь. Я цеплялся за наши отношения с Люциусом просто
потому, что иначе мне бы пришлось признать свои чувства к тебе, а на это
мне никогда не хватало духа.
– Я знаю. Ты влюбился в меня до потери сознания, – повторил Гарри слова,
услышанные от Северуса всего пару дней назад. – Ты был убежден, что это
безумие и что ничего не выйдет, а посему решил никогда в жизни не
показывать мне, как ты ко мне относишься на самом деле. Учитывая,
насколько ты пессимистичный и склонный к самоуничижению слизеринец, нет
никаких сомнений, что ты попытался закопать свои чувства поглубже, в
надежде, что они сдохнут от невнимания. И я не разбил тебе сердце,
Северус, только потому, что ты никогда не подпускал меня достаточно
близко. Ну что, я прав?
– Практически, – хрипло сознался Северус. – Во всем, кроме одного: я
никогда не обманывался насчет того, что за чувства к тебе испытываю, я
просто пытался найти им практическое применение. Можешь мне поверить: за
последние двенадцать лет не было ни дня, когда бы я не думал о тебе, так
или иначе. Я всегда приглядывал за тобой – краем глаза, зная, что стоит
мне повернуть голову – и я увижу тебя ясно...
– Мне так жаль, Северус... А теперь – ты меня видишь? Ясно?
– Думаю, да, мальчик. А ты меня?
– Да. Да, вижу. По крайней мере, я вижу тебя таким, какой ты есть на
самом деле. И я люблю тебя таким.
– Спасибо. Я... – он не договорил, потому что Гарри зажал ему рот
ладонью.
– Не говори. Не надо.
– Почему нет? – удивился Северус. – Возможно, у меня хватит духа? –
добавил он с легкой насмешкой и намеком на искреннюю приязнь.
– Потому что ты и так говорил это день за днем двенадцать лет, – ответил
Гарри. – Дай мне шанс сравнять счет.
– То есть я не должен выражать свои чувства еще двенадцать лет? Ты это
имеешь в виду?
– Именно.
Снейп кивнул.
– Я постараюсь изыскать терпение и совладать с собою (12), – вполголоса
сказал он в притворном смирении, как часто делал в разговорах со своим
предыдущим любовником, и знал, что ему поверят ничуть не в большей
степени.
– Уж постарайся.
– Однако если мне понадобится что-то сказать, придется найти кого-то,
кто будет говорить за меня. Такой вариант тебя устроит?
– Смотря кого, – уклончиво ответил Гарри. – Мне бы не хотелось, чтобы
при наших интимнейших беседах присутствовал кто-то третий.
– Думаю, для мистера Уистена Одена можно сделать исключение, –
поддразнил его Северус, взяв за руку и положив его ладонь на рабочую
область читального аппарата. – Он знал, что это такое – быть мной. И что
такое быть нами: быть одинокими, бояться и влюбляться в этом
негостеприимном мире.
– Правда? – с восхищением спросил Гарри. Он начинал понимать, что не
только знает невероятно мало о человеке, в которого влюблен, но и что
существует целый незнакомый мир, закрытый для него доселе, куда теперь
он мог войти, избрав Северуса своим проводником. – Покажи мне.
Строки медленно скользили под пальцами, и одновременно над его ухом их
читал голос, полный полуночи, и греха, и ласки, и надежды. Голос,
который врачевал раны, и исцелял оставленные кем-то шрамы, и возвращал
будущее, которым, как он думал, ему пришлось пожертвовать, чтобы
победить тьму. Теперь он мог все, и жизнь продолжалась: она будет иной,
как будет иным и он сам, но день будет следовать за днем, и, что важнее
всего, Северус будет рядом.
Любовь моя, склонись в дремоте томной
К моей руке неверной, вероломной,
В пожарах времени или чумы пропасть
Красе детей безвинных суждено.
И вечно нам могилы злая пасть
Твердит, что юность мимолетна, но
В объятиях моих до утренней зари
Позволь создание живое нежить,
Пусть смертное и грешное, а мне же –
Прекраснейшее, что ни говори. (13)
– Прекраснейшее, старый нетопырь? – поддразнил Гарри, потрясенный
настолько, что был почти не в состоянии воспринимать услышанное всерьез.
– Да ты еще слепее меня!
– Я просто совершенно ослеплен, и к тому же у меня очень хорошая память.
А в переводе, невыносимый ты невежда, это попросту означает: «Я тебя
тоже люблю».
– Я знаю.
– Хорошо. Похоже, мои скромные попытки заняться твоим образованием не
пропали совсем уж даром.
– Совсем не пропали, я бы сказал.
Ни один, ни другой не пошевелились, не собираясь ни отстраняться, ни
прижиматься ближе, – им было хорошо и так. Потрясенные потоком чувств,
которые только сейчас находили себе место, они буквально слышали, как
разрозненные кусочки их жизней собираются в цельную, ясную картину. Ни
один из них не начертал бы ее раньше, ни один не ждал, что дело кончится
именно так, но все сложилось так, как сложилось, и этого было более чем
достаточно для них обоих.
– Ты опять хлопаешь на меня ресницами, распутный мальчишка, – сказал
Северус после долгого, задумчивого и нежного молчания.
– Откуда ты знаешь? – Гарри даже не пытался это отрицать.
– Откуда я знаю? Да меня чуть не сдуло! Берегитесь, идет ураган Гарри:
от одного взмаха ресниц начинается тайфун в Южно-Китайском море.
Гарри тихо засмеялся.
– Бедняга Северус, – сказал он с любовью. – Ты, похоже, действительно
болен...
– И неизлечимо притом. Во всяком случае, мне ничуть не лучше, чем тебе.
– Тогда хорошо, что нас изолировали вместе, – заключил Гарри, легонько
целуя его в шею.
– М-м-м, – отозвался Северус, поворачиваясь так, чтобы прижаться щекой к
щеке Гарри. – Карантин с тобой, да еще вечный? Какая непривлекательная
перспектива.
– Карантин, – согласился Гарри. – Если не считать Рона, и Ремуса, и
Гермионы, и тети Петунии, и Олли, и Джинни, и всего их, без сомнения,
многочисленного потомства.
– Опять эти чертовы Уизли, – пробормотал Снейп без малейшего намека на
искренность.
– Не переживай. Лет через пятнадцать или около того нам придется их
учить. Вот тогда-то ты и отомстишь, в третьем и четвертом колене, если
захочешь.
– Не думай, что я этого не сделаю, Поттер, – заявил Северус, наклоняя
Гарри к себе и наконец крепко целуя эти проклятые и желанные губы – в
первый, но далеко не в последний раз. – Не думай... что я... этого... не
сделаю.



The end



Примечания
(1)
Вот самый неприветливый привет
И самая враждебная любовь!
У. Шекспир, «Троил и Крессида», пер. Т. Гнедич
(2)
... с этим аппаратом
Существуют приборы, позволяющие переводить обычные книги в алфавит
Брайля для слепых. Именно о подобной вещи идет речь здесь и далее в
фике.
(3)
Я постоянно думаю о тех...(I Think Continually of Those Who Were Truly
Great) – С. Спендер, перевод С. Бойченко.
Стивен Спендер (Stephen Harold Spender) – поэт оксфордской школы,
критик, прозаик. Родился 28 февраля 1909 в Лондоне. Окончил Оксфорд.
Свой первый роман «Храм» (The Temple) об однополой любви Спендер писал в
Веймарской Германии летом 1929, куда он отправился вместе с
друзьями-геями Уинстеном Оденом и Кристофером Ишервудом. Роман был издан
лишь спустя полвека. В 1933 выпустил сборник стихотворений (Poems). В
1938 году Спендер выпустил антифашистскую пьесу в стихах «Испытание
судьи» (The Trial of a Judge, 1938). Год спустя, побывав в Испании,
вместе с Дж. Леманом составил антологию «Стихи Испании» (Poems for
Spain, 1939). В это же время он активно работает в журналистике. Был
соредактором влиятельных журналов «Горизонт» («Horizon») в 1939–1941 и
«Собеседник» («Encounter») в 1953–1967. В послевоенные годы Спендер
много интересовался русской литературой, встречался с Анной Ахматовой,
потом часто общался с Иосифом Бродским. В 1983 Спендеру был дарован
титул сэра. Умер Спендер в Лондоне 16 июля 1995 года.
(4)
Я перенесся на крылах любви,
Ей не преграда каменные стены...
Здесь и далее – У. Шекспир, «Ромео и Джульетта», перевод Т.
Щепкиной-Куперник.
(5)
О, Шекспир, дожил бы ты до нынешнего часа! – Снейп перефразирует первую
строку стихотворения Уильяма Вордсворта «Лондон, 1802»: «Мильтон, дожил
бы ты до нынешнего часа!» (мой перевод, в оригинале Milton! thou
should'st be living at this hour).
(6)
Нет лучше слов твоих (You say the nicest things) – строка песни You say
the sweetest things, baby из мюзикла Tin Pan Alley («Улица дребезжащих
жестянок»), музыка М. Гордона, либретто Г. Уордена, 1940.
(7)
Я не датчанин, римлянин скорей (I am more an antique Roman than a Dane)
– У. Шекспир, «Гамлет, принц датский», перевод Б. Пастернака. Реплика
Горацио из последней сцены трагедии.
(8)
Quid pro quo – лат. «одно за другое». В данном случае – «услуга за
услугу», «компенсация».
(9)
... сон, который тихо сматывает нити с клубка забот (Sleep that knits up
the ravel'd sleave of care) – У. Шекспир, «Макбет» (пер. Б. Пастернака),
акт II, сцена II.
(10)
Заходят оборотень, мартышка и василиск в паб... – (с) Фред Уизли, «1001
шутка об оборотнях на все случаи жизни», издательство Zonko. (1001
Werewolf Jokes Suitable For All Social Occasions, a Zonko publication).
(11)
Что за уста касались губ моих... (What lips my lips have kissed) – Эдна
Сент-Винсент Миллей (Millay), Сонет 43, перевод мой.
Миллей, Эдна Сент-Винсент (1892-1950) – поэтесса из Новой Англии, чье
творчество пользовалось огромной популярностью в 20-30-е гг. Окончила
Вассарский колледж (Vassar College) (1917), жила в Нью-Йорке, потом в
Европе. Дебютировала сборником «Ренессанс и другие стихотворения»
(«Renascence and Other Poems») (1917), за которым последовали не менее
удачные «Несколько ягод с кустов чертополоха» («A Few Figs From
Thistles») (1920), «Другой апрель» («Other April») (1921), «Плетельщица
арф и другие стихи» («The Harp-Weaver and Other Poems»). 1923 -
Пулитцеровская премия (Pulitzer Prize) . Стихи 30-х годов закрепили за
ней репутацию одного из лучших мастеров сонета в современной
англоязычной поэзии; в 1941 вышло их собрание («Collected Sonnets») . В
годы второй мировой войны писала стихи, призывавшие к борьбе с нацизмом:
«Пусть стрелы заблестят» («Make Bright the Arrows») (1940), «Молитва за
армию вторжения» («Poem and Prayer for an Invading Army») (1944) и др.
(12)
Я постараюсь изыскать терпение и совладать с собою (I will try to
possess my soul in patience) – цитата из письма Катерины Бут (жены
генерала Уильяма Бута и основателя Армии Спасения) своим родителям, от
июня 1861 года. Полностью цитата примерно такова: «Меня мучит искушение
огорчаться, что Господь не облегчил нам жизнь так, как мог бы, но кто я,
чтобы упрекать Его? Я знаю, что Его пути часто лежат сквозь бурю, и все
ураганы подвластны Ему. Я постараюсь изыскать терпение, совладать с
собою и надеяться на Него». (I am much tempted to feel it hard that God
has not cleared our path more satisfactorily, but I will not charge God
foolishly. I know that His way is often in the whirlwind, and He rides
upon the storm. I will try to possess my soul in patience and to wait
for Him.)
(13)
Любовь моя, склонись в дремоте томной (Lay your sleeping head, my love)
– У. Оден, «Колыбельная», перевод мой.
Уистен Хью Оден (Auden) (1907-73), англо-американский поэт (в США с
1939). Владел различными поэтическими стилями; мастер экспрессивного
стиха, отразившего трагическую реакцию на политические катаклизмы 20 в.,
отчуждение личности, распад духовности и одиночество поэтической души.
Сборники: «Испания» (1937), «В настоящее время» (1944), «Щит Ахилла»
(1955), «Избранная поэзия» (1959), «Дань Клио» (1960).